Камышин отправил на фронт лучших своих сыновей, а сам вошел в историю как город милосердия, город-госпиталь в непосредственной близости от Сталинградской битвы. Двадцатичетырехтысячное население города вдруг выросло в восемь раз за счет беженцев и разместившихся «на склонах холмов, в школах, клубах, кинотеатрах десятков госпиталей».
Вдруг выяснилось, что остро не хватает ложек. Раненые начнут с утра завтракать и посменно завтракают до обеда. Еле разыскали умельцев, нашли материал и ложек наштамповали.
Помню, как врач Анастасия Григорьевна Вязова рассказывала: «Весь город помогал кормить, перевязывать раненых. Приносили в палаты комнатные цветы, посуду. Школьники дарили раненым вышитые кисеты, носки, писали письма родным, выступали с концертами. В тех условиях всем нужно было ежедневно проглаживать белье горячим утюгом. Прошли мы по камышинским домам и собрали 350 утюгов. Люди были готовы последнее отдать, лишь бы раненые поскорее выздоровели, снова встали в строй и били врага».
Моя свекровь Агафья Митрофановна была ранена в голову при бомбежке у вокзала. Её сразу же положили в ближайший госпиталь. Там рядом лежал израненный, весь перебинтованный летчик. Только рот не завязан. Он то бредил, то приходил в себя и просил: «Включите радио, что там в сводке Информбюро?». Вылечить не смогли. Хотя сделали несколько операций, поили парным молоком. А раненый полегче поэт Евгений Долматовский подлечился и стихи написал от имени всех пациентов:
Очень трудно нынче в Сталинграде.
Прочь повязки! Мы должны быть там!
Вылечились и писатель Василий Гроссман, и судья всесоюзной категории Сергей Лукьянов. Приехав на соревнования юниоров-футболистов в 1981 году, он отвесил земной поклон Камышину. Ведь его так хорошо вылечили, что он всю жизнь играл в футбол.
За целительный настой из сосновой хвои, за пышные оладушки, за молоко из-под коровушки, а главное — за тщательный уход, за истинное милосердие, за красоту души многие раненые не забыли камышанок. После Победы вернулись и женились на них.
Серьезных и трогательных моментов для экскурсантов будет немало. Нужна и разрядка. На площади Павших борцов можно рассказать о таком курьезном факте. В царской России в городках строились Народные дома с целью дать простым людям культурно отдохнуть и отвлечься от спиртных напитков.
В Камышине Народного дома еще не было, а Комитет попечительства о народной трезвости был создан и размещался он в трактире. Камышане смеялись: «У нас пока до трезвости доберешься, до чертиков допьешься».
Интересно и долго можно рассказывать о старинной архитектуре Камышина. Предположим, вы увлеклись и говорите о здании бывшего Духовного училища (напротив прокуратуры). Фигурная кирпичная кладка, ритм венецианских окон, стройные пилястры с пышными капителями. Герб Саратовской губернии и нарядный картуш... Слушателям может надоесть стоять с поднятым кверху лицом. Поможет байка.
Недалеко от училища была частная парикмахерская приехавшего из Пензы цирюльника Козлова. Туда охотно ходили будущие дьячки и хохотали над вывеской, намалеванной над входом в заведение: «Стригу и брею козлов из Пензы».
Экскурсовод-патриот всегда найдет, чем гордится. Гости города по-доброму воспринимают замечание: «В Камышине есть сооружение выше Эйфелевой башни на 9 метров». Оживление, все смотрят по сторонам. «Это наш телевизионный ретранслятор». В другой момент заинтересовать гостей так: «Камышане берегут свои памятники истории и культуры, свои древности, свои Уши и Лоб». Недоумение. Показать силуэт наших кладезей древней флоры и рассказать хотя бы кратко об их научном значении.
Есть особая категория читателей и слушателей. Для них Борис Полевой — не Полевой, Ролан Быков — не Быков, Михаил Рощин — не Рощин. Победно ухмыляясь, они произнесут или накарябают в Интернете их былые еврейские фамилии. Я эту категорию не люблю. Лучше пойти на опережение. Например, так: «В 1958 году в наш театр приехал Миша Гольцман. Здесь он впервые вышел на профессиональную сцену. Здесь он стал артистом, встретил молоденькую актрису Брониславу Проскурнину. Их еле расписали из-за её юного возраста. А когда родилась их дочь Света, он стал Михаилом Светиным, а потом народным артистом России, которого знают все».
Или так: «Свою первую книгу у нас написал Михаил Рощин. И именно в нашем театре он произнес свои крылатые слова «Театр должен потрясать». Не оставаться же было будущему драматургу с фамилией Гибельман! Как бы его в театрах встречали и как бы это «украшало» афишу?
Деталей и «изюминок» еще много. До следующих встреч.