В августе 1913 года в губернской газете «Саратовский вестник» (Камышин тогда относился к Саратовской губернии) был опубликован фельетон. Назывался он просто: «Из поездки по уезду. В Камышин». Полагает, что камышанам интересно будет сравнить два города и его жителей со 109-летней разницей…
Только что выпал обильный дождь, и идти по камышинской набережной пришлось, утопая по колено в грязи. Я ворчал, а встретивший меня на пристани приятель говорил:
— Скажите спасибо. Мы каждому дождичку рады. Но крайней мере, одни ноги в грязи, а во время засухи весь с головы до ног покрываешься толстым слоем пыли. Чем другим, а пылью наш город не обижен.
— Ну, давайте обозревать достопримечательности, — предложил я приятелю.
Он остановился и задумчиво начал снимать тростью с ботинка налипшую грязь.
— Экое вы слово сказали, — досадливо проговорил он. — «Достопримечательности»!.. Смешно даже слышать. Какие у нас могут быть достопримечательности. Живешь, так сказать, без ничего.
Мы поднялись по крутой лестнице на так называемый «тычок», — небольшой сквер, разбитый над крутым обрывом. С «тычка» открывался великолепный вид на Волгу.
— Вот, собственно, наша достопримечательность — Волга. Вы не смейтесь. Если и есть что красивое в Камышине, так это Волга. Конечно, сам Камышин здесь не причем, но отнимите у него последнюю отраду—Волгу, и он из маленького городишки превратится в скверный, никчемный город.
Волга у Камышина, действительно, красивая, много красивее саратовской...
— Это вот Охотничий клуб, — указал приятель на небольшое здание, окруженное зеленью.—Доподлинно не могу сказать, часто ли и удачно ли охотятся наши охотнички, но до зелёного поля они большее охотники. Иной раз «охота» затягивается до 5 часов утра. Вообще же клуб находится, так сказать, в исключительном положении. Взять хотя бы музыку. В нашем городском парке ежедневно играет оркестр музыки. Пожелали охотники отбить этот оркестр в субботние дни и отбили. По субботам в парке многочисленная публика гуляет при гробовом молчании, а малочисленные охотнички наслаждаются музыкой в своём павильончике…
— Не находите ли, что у наших земцев хороший вкус?—продолжал приятель, указывая на чистое, с архитектурными «претензиями», здание земской управы. — В то время, как городская управа утопает в городской пыли, земцы окружили себя зеленью, утопают в ней и любуются на Волгу. Быть может, от этого зависит некоторая разница в характере деятельности гласных городской Думы и земства...
— Идемте в Александровский городской парк, — предложил собеседник.
Признаюсь, я нисколько скептически относился к возможности существования в Камышине «парка» в обшеупотребительном смысла этого слова, но был приятно изумлён, когда мой приятель повел меня по расчищенным тенистым аллеям городского сада, показывал искусно разбитые цветники, обремененные плодами каштановые деревья (каштанов — целая аллея). Всюду видны следы заботливых, умелых рук, даже более заботливых, чем в саратовских «Липках»...
Нисколько расхолаживало благоприятное впечатление этого милого уголка города масса плакатов городской управы запретительного характера. Читая их, можно предположить, что камышане только тем и занимаются, что ломают деревья, изгороди, скамейки, топчут газоны, рвут цветы и ведут себя неприлично.
Например, один плакат гласит: «Гуляющие на бульваре и в Александровском парке обязаны соблюдать приличие».
Авторы этого плаката, вероятно, ничего не имеют против несоблюдения правил приличия в других местах…
— Вот это единственное место для отдыха, — сказал приятель. — Правда, у нас есть цирк, есть синематограф с аттракционами. Аттракционы у нас замечательные. Не угодно ли полюбоваться?
Приятель подвёл меня к афише, на которой было написано:
«Театр Аквариум. Проездом известный виртуоз-композитор симфонических оркестров профессор доктор Макс Шлегель даёт после каждого сеанса симфонический концерт на 32 маленьких музыкальных оригинальных инструментах от 5 до 10 сантиметров. Г. Шлегель выдержал экзамен при Государственных консерваториях: в Берлине, Италии (Венеция, Флоренция и Рим), в Австрии (Прага, Вена)».
В программе «симфонического оркестра» значились: «Сол-Шпоноля ляполумба», «Симфония Шлегеля», «Переход Императора Фридриха - марш (имитация барабана) и прочие нелепости.
— Знаете, кто такой Шлегель? — спросил я приятеля.
— Нет. А что?
Я показал ему вырезку из «Русского Слова»: «Профессор медицины. Недавно в Царицыне появился некий Макс Шлегель, именовавший себя «профессором медицины», окончившим университеты в Гейдельберге и Бонне. «Профессор» начал лечить женщин и детей от венерических болезней. Вместе с тем, оказалось, что в одном из местных синематографов «доктор медицины» играет на губной гармонике. Уличенный в самозванстве, «профессор», оказавшийся шантанным артистом Шлегелем, поспешил исчезнуть из города».
Приятель сокрушенно покачал головой.
— А ведь какие сборы делал этот, прости Господи, «композитор симфонических концертов»...