Дед говорит, что мужчины при встрече не должны проявлять щенячьего восторга, это удел девчонок и всякой мелюзги, которым меньше года и двух месяцев. Поэтому мы с дедом сдержанны и важничаем при встрече. Другое дело бабушка ― она, как девчонка, только большая, сразу лезет целоваться и обниматься, как маленькая. Мне, конечно, приятно и хорошо с бабой, но я всё же большой, поэтому потерплю немножко, а потом вырываюсь. А то дед засмеёт и не будет со мной дружить.
Мы приходим в гости каждое воскресенье. Нет, мы с мамой забегаем и чаще, но деда всегда нет дома – он где-то на работе играется с другими дядями и тетями и приходит домой поздно, пока не наиграется. Это он так говорит. А по воскресеньям он всегда дома, поэтому мы и приходим в гости.
Когда баба нацелуется, я сразу иду к деду, потому что мы с ним дружим и вместе играем. Я беру его за руку и веду на кухню. Там всегда спрятаны яблоко, конфеты и другие вкусности. Дед удивляется, как я быстро всё нахожу, он говорит, что у меня талант к поиску. У него так не получается: недавно бабушка спрятала вкусную бутылочку, а он её никак не может найти, от этого переживает. Ну, ничего, вот станет он таким же, как я, ― тоже научится.
Мы садимся на пол и едим найденное мною: сначала я чуть-чуть погрызу, а потом дам деду укусить. Потом опять погрызу ― и снова дам укусить деду. Он радуется, говорит «спасибо, кормилец». Мол, что бы он без меня делал! «Не жалко, можешь вот и огрызок доесть!». Так, кормя его с рук, я и приручил деда, и теперь он ходит за мной по пятам и исполняет все мои желания.
После того, как все съедим, мы начинаем «хулиганить», так говорит дед. Мы открываем ящики у кухонного стола и сбрасываем все на пол: и кастрюли, и пакеты с крупой, и все, что попадется ― так интересно и смешно! Мы хохочем и веселимся. Но тут прибегают баба с мамой и начинают ругаться на деда. Они спрашивают у него, чему он учит дитя, то есть, меня, дурак старый. Они говорят, что у него нет ума, и что ему нельзя доверять внука. Ничему дед меня не учит ― я сам умею бросать кастрюли на пол и тут же им показываю, как это нужно делать, чтобы они тоже посмеялись. Но мама берет меня на руки и уносит в комнату, а баба прогоняет деда, и он уходит на балкон выпускать дым изо рта.
Мама с бабушкой дают мне игрушки и книжки с картинками, чтобы я играл и не связывался с этим дедом плохим, а сами разговаривают о каких-то деньгах и о том, что мне срочно нужно купить. Мама говорит, что мне срочно нужен новый аккумулятор к папиной машине, а то старый не работает, и папа не может завезти машину, чтобы мы приехали к бабе в гости. Ещё мама говорит, что ей срочно нужно купить новые джинсы, а то те, которые она купила в прошлом месяце, как-то не так на ней сидят, а она не может гулять по улице со мной в непотребном виде. Бабушка что-то говорит в ответ, они даже немножко ругаются, но потом соглашается и дает маме деньги. Вообще-то деньги ― это такая дрянь, не понимаю, что взрослые в них находят хорошего? Я недавно пожевал одну деньгу ― вообще не вкусная. Глупые, наверное, взрослые.
Пока мама с бабушкой разговаривали, я отполз немножко, встал и убежал к деду ― скучает он, наверное, без меня. Дед удивился, что меня так быстро амнистировали, обрадовался, конечно, и мы начали с ним разговаривать. Вернее, я ему рассказываю, что-то очень интересное и занимательное, а он смотрит на меня и делает вид, будто ничего не понимает. Я ему говорю-говорю, даже руками показываю, а он только смеётся в ответ и не хочет понимать.
Тогда я разозлился и как дам ему игрушкой по башке, чтобы соображал быстрее! Бабушка радуется, говорит: так ему, дураку, и надо! Пусть пожинает плоды своего воспитания. А мама ругается, спрашивает, зачем я обидел дедушку, говорит, что он будет плакать, и требует, чтобы я его пожалел. Да я и сам понимаю, что немного погорячился, подхожу к нему, жму руку и целую в щеку. Дед доволен ― много ли ему надо? Мама меня хвалит, а баба говорит, что дедушка будет рад, если я на нем покатаюсь. Мне и самому нравится скакать на плечах у деда, а если он еще и будет доволен, то так и быть, доставлю ему радость.
Мы долго скачем по квартире, я смеюсь, мама с бабушкой тоже смеются и восхищаются мной, какой я ловкий наездник. Дед, наверное, тоже смеётся, но мне не видно, так как я вцепился ему в волосы и пришпориваю пятками, чтобы он веселее бежал. Потом дед утробно вздыхает, передает меня бабе, а сам убегает на балкон пускать дым изо рта от радости.
Баба говорит, что пора идти кушать, и что каша уже готова. Мы идем на кухню и садимся есть. Баба берет ложку, зачерпывает кашу и сует мне в рот, а я смакую и проглатываю. Но тут приходит дед, садится рядом и тоже открывает рот. «Эй, ты чо, это моя каша, я еще сам не поел! ― кричу я деду и глотаю быстрее. ― Много вас тут желающих!» Но когда каши в тарелке остается уже немного, я разрешаю покормить деда ― ведь он, наверное, тоже человек и тоже кушать хочет.
Мы пьем с бабой кампот и идем играть на пианино. Дед злится на бабу, говорит, что не мужское дело тренькать на этой балде, что мне нужно сейчас что-нибудь ломать, чтобы потом появился интерес ремонтировать. Но баба отвечает, что я должен расти всесторонне развитой личностью, прогоняет деда, и мы с ней играем и поем песенки. Потом я зеваю и начинаю захотевать спать. Тут и папа появляется, как всегда, вовремя, и, пока мы с мамой одеваемся, папа гремит на кухне, ест и пьет кофе, а потом пускает дым с дедом на балконе.
Я готов к выходу и уже на руках у папы. У меня закрываются глазки, но я терплю: мне ведь нужно пожать руку деду, поцеловать бабушку и помахать им, чтобы они не огорчались, что я ухожу. Я скоро опять приду, всего через семь дней, и мы снова будем играть, «хулиганить» и веселиться. До свидания, деда и баба!