У кассы «маркета» — заминка: продавец громко, а девчушка лет десяти едва слышно ведут нервный диалог. На стойке между ними — глазированный сырок. Девочка хотела купить его и, как обычно, протянула тете-продавщице десять рублей, а та строго поправила: сырок, дескать, вчера еще стоил девять рублей, а сегодня уже двадцать семь. «Ценники надо внимательно читать», — закончила свою короткую нотацию работница магазина и… отложила злосчастный сырок в сторону. А девочка, сгорая от неловкости, поспешила скрыться в толпе.
Я тоже на этот раз лопухнулся. Взял сервелат за 200 с чем-то рублей, а оказалось, что это не за килограмм, а только за 350-граммовый кусочек. «Елки-палки! — почесал я затылок около кассы. — Это же сколько тогда кило стоит? Шестьсот рублей с гаком? И это обычная заурядная колбаса для каждого дня, а что же тогда будет с продукцией премиум-класса, изготовленной без растительных добавок и без свиной шкурки? Под тысячу станет цена или за тысячу?»
Кстати, о мясном дефиците и новых околомясных «деликотесах», которые я наблюдал на днях в «Мясном изобилии» — торговой точке в г. Урюпинске, напрямую работающей от Борисоглебского (Воронежская область) мясокомбината. Раньше там кроме ходовых свиных ребер, вырезки (для богатых) и еще кое-каких недешевых товаров было кое-что и для бедных: свиные ножки, например, или свиные головы, печень, сердце, мясная обрезь…
А теперь оглядел витрину и — о, ужас! — нашел там абсолютно голые коровьи мослы, свиную селезенку (даже в голодуху крестьяне обычно выбрасывали ее собакам), еще какие-то кадыки и коленки, хвосты и — внимание! — коровьи ноздри.
Хотел было взять этих ноздрей пару килограммов, а потом раздумал — не поймут ближние. А Владик, сын то есть, — тот вообще наверняка изобразит, что его тошнит от моего выбора. Пришлось ограничиться сардельками по 100 рублей за кило, в них, видимо, натрамбовали то, что осталось от бедных животин и что не рискнули назвать своими именами предприимчивые воронежцы. Но зато скрыто от глаз, и то хорошо…
Не буду долго стенать по поводу наступающей дороговизны на все и вся, каждый обыватель уже успел ощутить ее на своем кошельке. Отмечу лишь одну мысль, а именно: обесценивание рубля несет смертельную угрозу не только для абстрактного уже для многих понятия «демократия», то есть народовластие, но даже для вяленькой такой гражданской позиции в людях. Каким образом? А таким, что «вякнуть» сегодня против дурного начальства или просто заявить о своих правах на профсоюзном митинге станет еще рискованнее. Выгонят с работы — хоть с треском, хоть втихую — и что тогда? Голодная смерть в насквозь циничном и очерствевшем обществе? Пособие по безработице, которого хватает лишь на соль и спички? Вот то-то же.
Как тут не вспомнить Маркса с его неувядаемой формулой: «Бытие определяет сознание». Если рабское полуголодное существование — то и мысли все соответствующие — о выживании любой ценой.
…Если кто и не боится потерять работу — то это наши провинциальные медики. Их сегодня в поликлиниках и стационарах лишь 40 процентов от штатных потребностей. Поэтому они могут позволить себе все: угробить пациента неправильным лечением, являться на работу в стельку пьяными, выписывать дорогостоящие лекарства исключительно в своих собственных аптеках, отказывать в помощи — на основании личной неприязни — остронуждающимся клиентам. И никогда никого из них ни разу не привлекли к ответу за непрофессионализм, не подловили на взятке.
Не потому ли нынешние, с позволения сказать, некоторые врачи с такой маниакальной настойчивостью толкают своих отпрысков именно в медицинские вузы? Как гарантию от бедности и тюрьмы?
Ну а все остальные… Как говаривал один известный персонаж: «Не жили богато — нечего и начинать». Побаловались в последние годы разносолами в красивых упаковках, понакупили заграничного и отечественного автохлама, вставили пластиковые окна с кондиционерами — и будя. Теперь станем затягивать пояса.
Главное — чтоб не на шее.