Волгоградская политическая система переживает глубокую перестройку. С приходом весной 2014 года на пост губернатора полковника ВДВ Андрея Бочарова изменились правила как публичной политики, так и практики политического закулисья.
Особенностью волгоградского политического процесса на протяжении долгого времени было наличие в нем двух доминирующих центров принятия решений, существовавших одновременно и параллельно друг другу. Первый центр – это официальные гражданские власти (губернатор, областная администрация, мэрия областного центра, Заксобрание региона). Второй центр – руководители региональных силовых и правоохранительных ведомств (Следственный комитет, ФСБ, ГУВД, прокуратура, арбитражный и областной суды). В 90-е и самом начале нулевых годов силовой центр играл в региональной политике роли арбитра и «последнего аргумента» в споре гражданских политиков. Губернатор и мэр Волгограда, соперничая между собой, стремились заручиться поддержкой силовиков, так как это, как правило, решало исход политической конкуренции.
Однако в 2000–2003 годах ситуация начала меняться. Волгоградские силовики сделали ставку на поддержку тогдашнего губернатора коммуниста Николая Максюты. Причиной этого стало появление угрозы со стороны варягов – иногородних политиков-бизнесменов, заявивших о губернаторских и мэрских амбициях. «Ставка на Максюту была сделана для того, чтобы не допустить появления в городе и области новых сильных в политическом и экономическом отношении фигур, – рассказал «НГ» один из волгоградских наблюдателей. – К тому времени многие силовики стали еще и успешными бизнесменами, и для них появление новых политиков в регионе, способных поставить под угрозу сложившиеся механизмы обогащения, было крайне опасным».
В эпоху губернаторства Максюты силовики фактически сформировали при нем негласное теневое правительство. По словам компетентных источников, раз в неделю губернатор вместе с руководителями трех-четырех силовых ведомств совещался в неформальной обстановке. В ходе этих совещаний и принимались ключевые кадровые, политические и экономические решения.
Уход Максюты с поста главы региона в 2010 году и приход губернаторов-варягов (сначала Анатолия Бровко, а затем и Сергея Боженова) стали сильнейшим стрессом для сложившейся системы. Силовики сначала попытались сделать ставку на мэра Волгограда Романа Гребенникова, однако, после того как Бровко отправил его в отставку, были вынуждены искать новые формы защиты своих политических и экономических интересов.
В войне с губернаторами силовики использовали не только доступные им оперативно-разыскные средства (за губернатором Боженовым, например, слежка велась даже на территории Германии), но и подконтрольный интернет-ресурс, занимающийся сливом заказного компромата, а также ряд гражданских активистов и оппозиционных политиков. С их помощью организовывались публичные акции протеста с требованием отставки губернатора, писались жалобы президенту страны и т.д. Таким образом, с помощью некоторых оппозиционеров волгоградские силовики начали впервые заниматься открытой политической борьбой, да еще и на протестном поле. Все это порой напоминало волгоградское издание гапоновщины.
«Эти акции, кстати, показали, что самостоятельной оппозиции в регионе не существует и что она, судя по всему, до сих пор контролируется силовыми структурами, – заметил политический эксперт Алексей Крымин. – Как только в Волгоград пришел губернатор Андрей Бочаров, которого силовики считали своим, все протестные акции немедленно прекратились. И даже закрытие предприятий и увольнение нескольких тысяч человек в 2014 и начале 2015 года не стали причиной активизации оппозиции. Видимо, потому, что команды активничать от генералов не поступило».
Однако приход Бочарова оказался обманчивым успехом волгоградской «генеральской партии». Бывший полковник ВДВ продолжил линию прежних губернаторов-варягов на формирование в регионе единственного, губернаторского, центра принятия решений.