Впрочем, нам вполне хватило и непрестижного топкого закоулка в прибрежных зарослях, из-за которых царственно выкатывалось потрясающее, умытое солнце. Я оглянулась по сторонам и поняла, что до сих пор пропускала в этом мире что-то очень важное.
Пруд накрывало иссиня-голубое небо, рассветный воздух можно было пить вместо коктейля. Над водой сквозил упругий ветерок, так что поплавок танцевал по мелкой ряби, будто маленькая балеринка, чуть распустившая себя в бедрах.
За моей спиной трепетали ресницами прощально-яркие сентябрьские цветы. А как ласкали друг друга метелки камыша! Они переплетались, нежились, издавали шепоты, а потом распластывались и замирали, утомленные тягой друг к другу.
На пруду, кстати, кроме меня никто не тратил времени на лирические паузы. Все прагматично занимались делом. Снимались лодки, качались насосы, пристраивались садки, шел живой обмен мнениями о том, что «заказал» на завтрак карась. Мы, например, собирались сразить его кукурузой «Бондюэль». Кто-то предлагал карасю провести дегустацию сложных блюд из перловки и манки. Но вскоре по побережью прокатилась новость: карась настроен исключительно на червя.
Все дальнейшее время проходило «за круглым столом» пруда в постоянном обмене мнениями, кого из десятков рыбаков карась уже отметил своим вниманием. К медийным личностям, вытащившим рыбу, устремлялись коллеги для немедленного интервью. Всем хотелось понять закономерность в настроении главного обитателя водоема, однако карась вел свою демонстративно не прогнозируемую игру. То попадался на удочку заснувшему на стульчике дедушке в какой-то заводи-луже, то хватал на середине пруда у лодочников, то выпрыгивал, как дельфин, в метре от нас, то вообще ловился в речке-вонючке за дамбой.
Тем не менее народ потихоньку начал суетиться над садками. Причем вчерашним утром по-крупному везло женщинам. Я вообще рискнула бы назвать основную публику у пруда супружескими парами. Музы рыбаков, правда, выполняли разные роли в процессе таинства. Одни на плитках что-то разогревали своим мужчинам. Другие «колдовали», совершая променад вокруг водоема. Но было немало боевых подруг, которые лично часами стояли с удочками и мастерски трудились на веслах и даже у лодочных моторов. Большинство при знакомстве оказалось камышанками, а возраст рыбачек - самым неопределенным: от юного до пенсионного.
Рядом с нами располагалась, например, крупная дама в походном кресле, она отдавала мужу команды «Давай!». Без команды муж не начинал вытаскивать рыбу. Хотите смейтесь, хотите нет, но за полдня у четы в садке сидело уже с десяток упитанных карасей. А два самых жирных на моих глазах сорвались с крючка, потому что в это время командир покинула свой наблюдательный пункт по каким-то дамским делам.
На меня полководец с шезлонга смотрела с постоянным презрением, ведь я с визгом занималась такой чепухой, как ловля в кадр утки-нырка.
Утка выкомаривалась, как хотела. Плавала совсем поблизости, а от «кинопроб» лихо увиливала. «Одета» утка была очень стильно: в серенькое оперенье, белый «шарфик» на шее и белый «пучочек» под хвостом. Этим «пучочком» она без конца издевалась над моим репортерским бдением, поддразнивая перед нырянием - пока я на утку совсем не обиделась.
Несмотря на все мое легкомыслие, нашим трофеем в итоге оказались два мечтательных карася, которыми я страшно гордилась перед общественностью пруда.
Честно сказать, всякой рыбой я укормлена на неоглядную перспективу с того времени, как сын активно увлекался подводной охотой. Меня до сих пор не особо вдохновляет даже свежайшее филе сазана или сома.
Но с парой наших карасей дома я долго «хороводилась», мучительно решала, ставить их в духовку или жарить на сковороде классически, в сметане.
Караси оказались фантастическими на вкус – лучше всех съеденных мной за жизнь форелей, стерлядей и акульих плавников.
Может, потому, что выудили мы их не из ресторанной тарелки или заскладированного в морозилке пакета, а «из» солнца, ветра, синевы, общения с незнакомыми симпатичными людьми – из того светлого «омута», который со временем начинаешь все больше и больше ценить в жизни…