Председатель Арбитражного суда Волгоградской области Виктор Романов, в нашем регионе человек новый, назначенный на свою должность Указом президента Российской Федерации 22 октября 2015 года, дал первое интервью ведущему волгоградскому порталу V1.ru
– Виктор Николаевич, вы уже в 31 год стали заместителем председателя Арбитражного суда Костромской области. Еще через три года – заместителем председателя Арбитражного суда Краснодарского края. Скажите, Вы – амбициозный человек?
– Сложный вопрос! (Улыбается.) И, если я скажу «нет», мне же никто не поверит! Потому что плох тот солдат, который не мечтает стать генералом, верно? Я бы не сказал, что у меня карьерных стремлений нет. Разумеется, есть. Но в их основе лежит не просто стремление занять какой-то пост. Знаете, на каком-то этапе как-то невольно ловишь себя на том, что без движения вперед становится скучно. Возникает ощущение застоя, что ли. Хотя в принципе я не азартный человек. Я убежден, что авторитет завоевывается профессионализмом.
– Значит, для Вас, Виктор Николаевич, принципиально важна работа без брака? Чтобы все было выверено, что называется, до запятой, до точки?
– Конечно! А иначе зачем мы здесь сидим? Никаких других вариантов здесь нет и быть не должно. Знаете, почему мы, судьи, как правило помним все свои отмены? Мы не говорим, что мы не согласны с отменой – такого не бывает. Но мы по-человечески переживаем. Я могу вам сказать, что есть немало отмен, где единственный пострадавший – судья.
Возьмем, к примеру, ситуацию, когда решение отменяется по причине неизвещения, то есть потому, что работники почты почему-то кому-то из участников процесса не вовремя, либо неправильно доставили письмо о дате заседания. Как это произошло, по чьей вине – мы, конечно же, знать не можем. Однако по закону обязаны приступить к рассмотрению дела. И тут, как правило, выясняется, что отмена по сути формальная. Добившаяся этого сторона по делу ничего нового в дело представить не может. И вышестоящая судебная инстанция вынуждена принять точно такой же судебный акт. В результате судья первой инстанции поневоле оказывается в роли единственного потерпевшего – по-другому это назвать нельзя. И это, конечно, обидно.
Такое положение вещей надо, безусловно, менять. И мы будем и дальше готовить соответствующие предложения, в том числе и к Верховному суду РФ.
С моей точки зрения, отменять судебный акт можно только в том случае, если это лишает сторону возможности донести какую-то важную информацию до суда. У нас же участники процесса зачастую просто так ссылаются на это с целью отсрочки неприятного для себя момента – когда решение не в твою пользу будет подлежать принудительному исполнению. Это своего рода игра с использованием ситуации, когда у суда нет другой возможности донести информацию до сторон, кроме как через монополиста – Почту России. Что это, как не злоупотребление правом?
– Большую часть из своего юридического стажа – восемь лет – Вы возглавляли судебную коллегию по экономическим спорам, возникающим из гражданских и иных правоотношений. Вам нравилось то, чем вы занимались?
– Что касается коллегии – конечно, нравилось и нравится!
Говорят, что в юридической науке, как и в любой другой, есть какая-то конечность. Да ничего подобного. Иногда кажется, что все выяснил, во всем разобрался, а стороны такое завернут, придумают, изобретут, что думаешь: «Вот ведь работает фантазия!» И это будет всегда. Не верите? А вы попробуйте, к примеру, у маленького ребенка отобрать игрушку. Столько крика сразу будет! Это к вопросу о том, что собственность не является неотъемлемым правом. А почему? Потому что даже малыш уже знает слово «мое». Хотя толком говорить не умеет, мыслить как следует не умеет. А то, что это «мое», уже знает.
Мне кажется, это лучшее доказательство того, что право собственности и, соответственно, его оборот, отъем – принудительный или добровольный – это неотъемлемое право человека, которое подлежит регулируемой защите.
– Говорят, в гражданском законодательстве никогда не бывает повторений?
– Нет, повторения бывают. Я вам больше скажу. 50 процентов дел – это однотипные дела. В то же время даже в рамках этих однотипных дел постоянно появляется что-то новое. Сегодня они такие, завтра сторона придумала что-то новое – и однотипные дела стали другими. Одно время была ликвидация юридических лиц. Их было тысячи, десятки тысяч. Потом стало 500. Появились дела о персонифицированном учете. Сейчас это, в основном, поставка, купля-продажа, возмездное оказание услуг. То есть все находится в постоянном движении и постоянно меняется.
Хорошо, что профессия судьи, я бы сказал, правильно консервативная. Представляете, что было бы, если бы та когорта людей, которая разрешает спор, постоянно бы все меняла? Потому что самая главная, с моей точки зрения, ценность (после справедливости и законности, конечно!) – это все-таки определенность. В правоприменении – в первую очередь.
– Как представитель СМИ не могу не спросить, как Вы относитесь к публикациям в прессе на судебную тему? Вам это интересно или нет?
– Безусловно, мне это интересно. В то же время вызывает некоторое раздражение ближе к разочарованию, когда журналист пишет о том, чего он не понимает или в чем явно не разобрался.
Я считаю, что профессионалом надо быть в любом деле. А журналисту тем более. И если уж он пишет на какую-то узковедомственную тему – надо, конечно, проконсультироваться, желательно не у одного специалиста, и перепроверить факты.
Любые непрофессиональные, а значит, дилетантские действия, могут быть очень опасны. То же судебное решение может даже «убить». Представляете себе ошибочное решение с выводом «обанкротить»? Или взять непрофессиональные действия адвоката в процессе. Это может лишить сторону последнего шанса предоставить суду какие-то документы, доказательства. И на паперть, извините, тогда пойдут тысячи семей. Либо просто лишатся имущества, либо пострадают публичные интересы.
Я бы сказал, что профессия юриста, журналиста или того же судьи сродни хирургу. У того просто скальпель, от которого зависит человеческая жизнь. А здесь – процессуальные решения, публикации, статьи, которые в случае ошибок бьют по людям очень больно…