Имя протоиерея Николая Агафонова (1955-2019) — священника Русской Православной Церкви, члена Союза писателей России и лауреата Патриаршей литературной премии 2014 года — достаточно известно как в кругу российских литераторов, так и читателей. Общий тираж его книг достиг нескольких сотен тысяч экземпляров.
Как пишут рецензенты, «в увлекательных рассказах о. Николай, член Союза писателей России, преподаватель основного богословия в Самарской Духовной семинарии, не пытается сказать читателю что-то новое — он просто делится опытом, смеясь и плача вместе со своими героями, и надеется, что его бесхитростные рассказы смогут помочь читателю вернуться к Богу…».
Протоиерей Николай Агафонов был рукоположен в священный сан в далеком 1979 году, а с 1984 по 1988 годы его судьба оказывается связанной с городом Волгоградом (он был назначен настоятелем в Свято-Никитскую церковь, а затем стал клириком Казанского кафедрального собора). Затем — годы учебы в Ленинградской духовной академии, ректорство и труды по возрождению Саратовской духовной семинарии...
И вот, в 1997 году, отец Николай вновь переезжает в Волгоград, где его назначают настоятелем церкви святой великомученицы Параскевы и заведующим миссионерским отделом епархии. В 1998 году он строит первый в современной России корабль-храм «Святитель Иннокентий», а в 2000 году второй плавучий храм - «Святитель Николай». В 1999 году за строительство плавучего храма протоиерей Николай Агафонов был награжден орденом Русской Православной Церкви «Святитель Иннокентий» III степени.
С 2001 года отец Николай серьезно увлекся писательской деятельностью, и его первые публикации появились также в Волгограде – в 2002 году в литературно-художественном альманахе «Отчий край» появляются два первых его рассказа. Этим же годом датировано и написание рассказа « Случай в степи», в котором описывается автобиографическая история, относящаяся к «первому» волгоградскому периоду жизни протоиерея Николая.
В рассказе он описывает автобиографическую историю, которая произошла в окрестностях Камышина и едва не окончилась для её участников трагически. Этот рассказ впоследствии войдёт в книгу «Дорога Домой» - автор снабдит его следующим предисловием:
«Исторический опыт духовной жизни убедительно свидетельствует, что человек, сколько бы он не блуждал в "стране далече", однажды подобно "блудному сыну" захочет вернуться в Отчий Дом. И это «Возвращение Домой» становится самым значительным событием всей жизни человека. Надеюсь, что мои бесхитростные рассказы смогут помочь в этом Возвращении или в ком-то пробудят хотя бы тоску по "Отчему Дому". Это было бы самой большой наградой для меня как автора».
Чудо в степи
Один, второй, третий толчок — наш «жигуленок» буквально сотрясало от неожиданных порывов ветра. Мы ехали по степной дороге от города Камышина в Саратов. Ветер дул со стороны Волги в правый бок автомобиля. Казалось, будто огромные ладони какого-то невидимого великана мягко, но сильно толкают нас, забавляясь автомобилем, как игрушкой. За рулем сидел хозяин «Жигулей» Сергей Булхов. Находясь с ним рядом, я чувствовал себя спокойно, так как знал — машина в надежных руках опытного профессионала. Сергей работал водителем такси в Волгограде. Старую двадцать четвертую «Волгу» с шашечками, на которой он трудился, можно было нередко видеть возле Казанского собора, куда он приезжал на службу. Там мы с ним и познакомились. Часто беседуя на богословские темы, я наблюдал, как он возрастал духовно от силы в силу, и радовался за него.
Парень он был на редкость сообразительный и умный. Правда, чувствовалось влияние на него индийской теософии с ее йогой, которой, по-видимому, он увлекался до прихода в Церковь, но через подобное прошли многие неофиты. Я дал ему книгу по исихазму и умной Иисусовой молитве: она стала его настольной книгой. Решил свозить его в Саратов, чтобы представить архиепископу Пимену как возможного кандидата к рукоположению во священника. В Саратов поехали на машине. Если бы мы знали, что с нами может приключиться, то непременно сели бы на поезд. Теперь вот мчимся по заснеженным степям Поволжья, и чувство беспокойства невольно охватывает наши души. До Камышина добрались благополучно, надеясь, что и дальнейший путь у нас протечет так же гладко. Но в этом мы жестоко ошиблись. Вслед за порывами ветра посыпал снег. Сергей обеспокоенно произнес:
— Как бы нам, отец Николай, не пришлось в степи ночевать. Может, повернем назад?
— Обидно, — говорю я, — больше половины дороги проехали, может, распогодится, и даст Бог — доедем.
Сумерки спустились быстро. Дорога то ныряла вниз затяжным спуском, то поднималась вверх. Когда поднялись на очередной холм, перед нами открылась картина: множество огней вдали вереницей уходило за горизонт. Подъехав поближе, увидели, что это были большегрузные «КАМАЗы» с прицепами. Мы вышли из машины, спросили, почему все стоят. Водитель крайнего грузовика, матерясь через каждое слово, объяснил нам, что дальше дороги нет, все занесено и они будут ждать до завтра прибытия тракторов. Про нас он сказал, что мы вообще ненормальные, что, когда вернемся домой, нам надо сходить к психиатру провериться. Мы повернули и поехали назад в Камышин. Снег все усиливался. Ветер лепил такие хлопья, что стеклоочистители едва справлялись. Видимость ухудшилась до того, что ехали, как говорится, на ощупь. Во многих местах дорога была пересечена снежными заносами, Сергей их таранил, пробивая на скорости. После одного из таких таранов автомобиль развернуло поперек дороги, так что носом он уперся в один сугроб, а сзади его подпер другой.
— Все, отец Николай, кажется, мы с вами, что называйся, приплыли: ни взад, ни вперед, — сказал обреченно Сергей.
Вышли из машины. Сильный порыв ветра сорвал с меня меховую шапку и, зловеще свистя, унес ее в снежные дали. На Сергее была лыжная шерстяная шапочка, которую он натянул до самых глаз. Я залез в машину, вытащил из портфеля скуфью и водрузил ее поглубже на голову. Рассчитывая от дома до епархиального управления ехать в теплых «Жигулях», я не удосужился обуть зимние ботинки, вырядившись в демисезонные туфли.
— Через два часа нашу машину занесет снегом полностью, если мы не выберемся куда-нибудь на пригорок, где продуваемое открытое пространство и снег не задерживается. Уходить куда-то в степь, искать селение — тоже верная смерть, — подытожил Сергей, скептически глянув на мои ботиночки.
Мы стали ногами отгребать снег от машины и рывком, поднимая задок, старались закинуть его влево. Несмотря на неимоверные усилия, за один раз нам удавалось продвинуть машину на один-два сантиметра. Окончательно выдохнувшись и задубев, мы садились в нее, включали двигатель и отогревались. Затем вновь продолжали свою работу. Ценой огромных усилий нам удалось развернуть машину так, что можно было ехать вперед. Проехав немного, мы увидели чистую, ровную площадку дороги и остановились на ней. Здесь стоял кем-то брошенный «ГАЗик» с будкой, закрытой на висячий замок.
— Будем стоять до утра, — сказал Сергей, — а там видно будет. Но у нас, батюшка, другая проблема, и очень серьезная. Бензин на исходе, когда он закончится, мы окочуримся с холоду. Помощи, по-видимому, ждать неоткуда, трактора подойдут сюда только днем. Так что можно писать завещание родным и близким.
При этих словах мне почему-то припомнилась песня про ямщика, который, замерзая в степи, отдает последний наказ товарищу. Мы с друзьями очень любили петь эту песню во время праздничных застолий. Распевая ее протяжно, не спеша, наслаждались гармоничным созвучием разных голосовых партий. Когда мы пели ее в теплом уютном доме, смерть ямщика казалась такой романтичной, умилительно-грустной. Но теперь, когда сплошное белое марево бушевало над нами и вокруг нас, заслоняя весь Божий мир так, что реальными казались только этот буран и снег, мне петь нисколько не хотелось. И умирать, когда тебе вскоре должно исполниться только тридцать три, тоже не хотелось.
— Ты знаешь, Сергей, нам с тобой надо молиться святому Николаю Угоднику, ибо спасти нас может чудо, а он — Великий Чудотворец.
И для убедительности я рассказал про чудо святителя Николая, которое он сотворил в 1978 году. Я тогда еще служил в Тольятти диаконом и один раз, отправляясь в Москву на экзаменационную сессию, безнадежно опаздывал на поезд. Когда сел в такси, до отправления поезда оставалось пять минут, а ехать до вокзала минимум двадцать. Тогда я взмолился своему небесному покровителю, чтобы он сотворил чудо. Чудо произошло: когда мы приехали на вокзал, оказалось, что у поезда заклинило тормозные колодки и он простоял лишних двадцать минут.
За неявку на сессию мне грозило самое большое — отчисление из семинарии, а теперь на кону стояли наши жизни. После моего рассказа принялись с Сергеем усердно молиться Николаю Чудотворцу. Из снежной пелены вдруг выплыла огромная машина — трехосный «Урал» — и остановилась. Мы объяснили водителю нашу проблему. Он молча протянул двадцатилитровую канистру бензина. Подавая пустую канистру назад, я спросил:
— Скажи, добрый человек, как хоть твое имя, чтобы мы могли помянуть тебя в молитвах?
Уже отъезжая, он крикнул в приоткрытую дверцу:
— Николаем зовут.
«Урал» растаял за снежной завесой, а я еще долго стоял, не в силах прийти в себя от случившегося.
Утром буран успокоился, Сергей надел на задние колеса цепи и мы, пробившись до Камышина, благополучно возвратились в Волгоград.
Волгоград, январь 2002 г.