Вот о ком надо писать и писать. Особенно если рассматривать нечто, связанное с культурой!
Предвоенное детство он не помнил, а военные эпизоды колко "выбирались" из памяти и выступали скупыми слезами, коих он стыдился и закорачивал тему, переводя беседу на другое — на близкие сердцу живопись и историю. Бессребренное детство и юность тяжело отозвались с годами на сердце.
Нельзя было не испытывать счастья при встрече с Геннадием Николаевичем Шендаковым. Нельзя не восхищаться, находясь рядом с ним или читая его книги, или рассматривая его историческую живопись, не только его богатырским телосложением, но и его эрудицией, все пронзающей, все покрывающей, мощной волной проникающей в любой диалог. Не получится забыть его подсказки, советы по жизни, по живописи, всегда уместные, обоснованные, доносимые слушателю весьма корректно и надежно — доброжелательно.
Острая наблюдательность, умение работать с историческими материалами ему присущи и от него неотделимы. Точность письма как в создании книг, так и в написании исторически выверенных картин поражают.
Высшее образование и более дорогое, более высокое самообразование в течение всей жизни. Постоянная работа над собой. Добродетель он приблизил к себе, вносил ее в труды и щедро сдабривал ею взаимоотношения с коллегами. За это любим.
Я помню дом его детства с чистотой и опрятностью, поддерживаемой его мамой, дом уютный, хотя и требующий ремонта, старенький.
Шендаков — родня всем временам, ибо историк. Он — родня городу и окрестностям, ибо исходил их в целях изучения и описания. Он — связь времен, ибо не дает прерваться тонкой связи ускользающих знаний о прошлом и за научные ниточки притягивает к нам, доказательно затверждая изысканное в экспонатах и документах (изысканное=найденное).
Дар писателя-аналитика он реализовал в шести книгах, во множестве газет и научных журналов, опять-таки связанных с исторической наукой. Дар художника проявился в прекрасных картинах, в основном, это проникновенные пейзажи с видами родного города в разные исторические и жизненные периоды.
Геннадий Николаевич перерос всех историков города на десять голов, разве что не Евгения Васильевича Хорошунова. Имея высшее образование как историк, как археолог, он, повторяюсь, живо и плодотворно изучал прошлое. Немедленно (не иначе, ведь кладезь) давал ответ на любой вопрос в этой сфере. И все это он копил годы и для современников, и с прицелом в будущее, то есть, отдавал всю жизнь для других. Копил для щедрой раздачи знаний, вникал в историю и как археолог, глубоко, в прямом и переносном смыслах.
Был случай. Копали котлован для фундамента на пустыре (теперь пятый микрорайон). Детвора обнаружила череп. Я потом видел это «экспонат». Череп женский, серый, крепкий, и коса, волосы хорошо сохранили форму. Принесли находку в милицию. Решался вопрос о возбуждении уголовного дела. Случилось мне быть рядом. Позвонил Шендакову. Он по телефону выдал консультацию. На этом месте в 1937 году расстреливали «врагов народа». Со ссылкой на Шендакова (авторитет) прокурор санкционировал не возбуждать уголовное дело.
Мы, люди, живущие творчеством, склонны к дискуссионности. Наш герой никогда не выступал на боевую тропу споров первым. В этом он уподоблялся художнику Ерофееву, с которым он тесно дружил, с ним рисовал, свел меня с Николаем Васильевичем, чью мемориальную доску потом добивался прикрепить к дому ушедшего художника. В конце любого спора его убедительность, владение фактом (читайте — сведениями) склоняли собеседника к точке зрения доказательно.
Прихожу к нему: позвонил — срочно. Сидит над рекламными проспектами, изучает новейший товар — компьютеры. Нашел во мне советчика. А я сам болен этим вопросом, но - "ни бум-бум", вернее — "бум-бум", - ничем не могу помочь. Только-только они появились, и торговля шла по-советски - «с заднего крыльца»: дефицит никто не отменял. Вскоре компьютер занял почетное место в его квартире. Только через год я тоже вооружился сим чудом.
Вся интеллигенция города знала Геннадия Николаевича. С ним невозможно пройти по городу: обязательно остановят, поприветствуют, выскажутся или зададут вопрос опять-таки по истории (было — я свидетель — и по стихам). И вы получали искомое: не мог он отказать. А в нужное место опоздали.
Дружить с таким человеком — счастье и ответственность. Мы с ним познакомились в 1973 году. По всем мероприятиям, связанным с культурой города, с живописью, с пленэрами мы проходили вместе. Особенно приятно быть в его обществе на пленэрах, где когда между песнями дело доходило до стихов, он выступал тоже, читая иногда стихи свои.
Живопись его имела крен в сторону визуального изображения исторических событий.
Работы его высокоценны, исторический материал, которым переполнен Геннадий Николаевич, раздается без утайки, с заботой о прирастании не только своих знаний, но и для пополнения знаний других людей. В то же время болезненно переживал за то, что многих не интересует родная история. Шендаков выпестовал из себя ученого не по причине каких-то совпадений, не с помощью с чьей-либо стороны, а вопреки обстоятельствам.
Обстоятельства — это череда препятствий, которые не обойдешь, но он доходил до нужного и, доходя, торил дороги другим.
Любовь к истории присуща и мне, но близость к знатоку такого масштаба повернула от истории вообще, на познание того, что связано с нашим волжским скромным населенным пунктом.
Филигранное владение речью Геннадий Николаевич демонстрировал на многочисленных лекциях студентам, владение письмом - в многочисленных статьях, в исторических записках, консультациях, очерках, книгах. Везде вы обнаружите глубокие аналитические рассуждения о современности через сопоставление ее с прошедшим.
История как наука — его религия. История для него играет роль истока. Из "русла" этого истока он никогда не выходил, но и слепо не подчинялся течению, часто правил наши познания, почерпнутые из ложных источников. И все это внедрял в собеседников доказательно, не дремотно-поучительно, а мощно, трибунно, глубоко логично, чем сыскал славу самого энциклопедически полного образованного человека в Камышине.
Однажды рассказывал, как организовывал экспедицию в одну из местных пещер, которые он облазил все. Поведал, как работали, что добыли. Я напросился побывать в следующей экспедиции, благо, она совпала по времени и месту с пленэром. У меня сам собой родился животрепещущий диковатый вопрос: что, если в подземелье встреча со змеей, а проход узкий, дерет бока, и даже голову не приподнять, проползая дальше в неизвестность, опасную, манящую. Как быть? Ответил, не задумываясь, обыденно, как бывалый, повидавший реально многое: «Только убивать». Убивать, так как она осознает себя хозяйкой и не видит иной возможности миновать живую преграду.
Разговор происходил в одной из пещер на берегу Волги. Вот Геннадий пошел в подземелье. Веревка отсчитала метров десять, потом она разматывалась медленно: он полз в одном из рукавов пещеры, и ведь только для того, чтобы открыть еще несколько метров и добавить их на схеме, т. к. в прошлый раз он уже бывал здесь. Вот на веревке красный узелок с тряпочкой (сигнал) потихоньку уполз за археологом: это означает, что он проник дальше, чем в предыдущей экспедиции. Часа два веревочка вилась, замедляясь. Остановилась: значит, исследователь устал, нашел расширение, развернулся, и жди возвращения. Чтобы удостовериться, я подтягиваю бечеву, она поддается, значит, приближается человек бесстрашный. Я выбираю веревку. Показался красный узелок. Вздох облегчения мой: мне наверху тяжело, а ему каково? Но, ничего, выбрался, грязный. Нет, это не грязь — это земля прошедших миллионов лет.
История добытых им экспонатов дает представление о всех фазах жизни искателя. Проходя по залам музея, прослеживается множество таких, которые переданы сюда Шендаковым. Если проследовать по музею с ним, то (он еще экскурсовод) можно узнать научный вклад главного историка, хотя ни слова не скажет о себе.
Экспонатами, живописью, научными трудами, поисками и находками, экспедициями он создал себе высокий пьедестал. На такой высоте никто не окажется: в будущем прошлое будет изучаться по его трудам и открытиям, остальные могут только дополнять. Без шендаковского "фундамента" никто не обойдется. С его приходом в историю города наука систематизировалась, распыленность сведений, их отрывочность устранена.
Живопись для Шендакова — радость встречи с прекрасным. Не после науки истории, а параллельно ей. Если точнее, то взял в руки кисть еще в юношестве, а служителем науки стал по получении диплома об окончании Саратовского государственного университета по специальности "Археология".
Россия от Геннадия Николаевича Шендакова получила значительно больше, чем дала.
Для меня Шендаков больше друг - по душе, по общности взглядов на искусство, на события. Мы даже заболели разными, но одинаково опасными недугами.
Так и останется над его именем светлый ореол великого знатока-эрудита, человека, приходящего на помощь, тщательно-дотошного историка, вдумчивого художника и писателя.