Перед вами воспоминания археолога, члена Саратовской ученой архивной комиссии Б. В. Зайковского. В 1902 году он был избран хранителем музея Саратовской ученой архивной комиссии и прослужил на этой должности почти 10 лет, вплоть до 1911 года. Вот какие заметки, наблюдения и находки он описал в Камышинском уезде в своей книге «Впечатления из поездки в Елань — Аткарскую» (Саратов, 1909 год).
...Летом 1908 года правитель дел Комиссии (Саратовская ученая архивная комиссия) сообщил мне письмом в Камышин, что в наш музей поступили следующие пожертвования: большой каменный молот неолитической эпохи, маленький каменный молоток со следами начатого с двух сторон сверления отверстия для рукоятки, небольшой серебряный пруток и золотоордынский цельный квадратный кирпич. Предметы эти доставлены были в комиссию жителем слободы Елани — Петром Петровичем Шебаихиным, который вместе с тем сообщил о существовании в Еланском крае множества крупных курганов, городков и мест, усеянных черепками глиняной посуды.
Решив приехать в Елань дня на два, я не мог, конечно, рассчитывать на сколь-нибудь серьёзные археологические разведки, съёмку курганных полей или раскопку городка, а потому остановился на следующей программе: 1) собрать в Камышине предварительные сведения об археологических находках и древних насыпях в данной местности; 2) по приезде в Елань, объехать возможно большее число мест с остатками древних поселений и посетить так называемый Еланский городок и 3) путём расспросов местных старожилов, собрать возможно большее количество сведений о результатах хищнических раскопок, о случайных находках, способах погребений, встреченных в расхищенных уже могильниках, а также записать народные предания о кладах.
Приступая к выполнению этой задачи, я, прежде всего, обратился во все, имеющиеся в Камышине, читальни, полагая найти в них какие-либо материалы по описанию интересующей меня местности, но, к сожалению, кроме официальных изданий, вроде «Материалов по описанию Саратовской губернии» (1875 г.), — в Камышинских читальнях ничего не нашлось. Совершенно другую картину представляют собой сведения, собранные путём опроса местных жителей, лично присутствовавших при разрытии могильников, видевших найденные в них погребения, имевших в своих руках вещи, добытые из курганов, или случайно найденные на полях и по берегам речек.
Во время постройки Тамбово—Камышинской линии, подрядчики земляных работ срывали лежавшие близ пролагаемого пути курганы и городки, при чём, по рассказам лиц, поныне ещё служащих на железной дороге и близко стоявших к строительным работа, были сделаны многие открытия. Так, по сообщению Трофима Никифоровича Смолькова (жителя гор. Камышина), разрывая один из курганов, лежавший близ Матышево, землекопы наткнулись на костяк человека, зарытый сидящим верхом на лошади. Найденные при нем медные или бронзовые вещи — удила и стремена — были приобретены наблюдавшим за работами инженером, фамилия которого осталась невыясненной. Другой такой же случай рассказал мне крестьянин сл. Елани, по прозванию «дед Иван»; он тоже видел погребённого верхом воина в местности, называемой Мутный овраг, вблизи одного из крупных городищ, о котором будет сказано ниже. Наконец, слесарь Камышинского депо, Иван Максимович Суханов, служивший при постройке Еланского элеватора, был свидетелем находки землекопами медного болвана, весом около 30 фунтов. Находка эта была продана в Тамбов за 10 рублей.
Перейдём теперь к описанию впечатлений поездки. Возле Елани высится большой курган сажень в 15 в поперечнике и около 2-х сажень высоты. Местные жители называют его «Могилой с печинами». Происхождение этого странного названия объяснил мне г. Шебаихин, у которого я остановился по приезде в Елань. По его словам, упомянутый курган раскапывался местными кладоискателями, которые, сняв с вершины небольшой пласт земли, обнаружили склепообразный свод, сложенный из камня «дикаря» и глины; пробив потолок, они спустились во внутрь склепа, который был на половину наполнен рыхлой, точно просеянной землёй. Внутренние стены глинобитного свода были грубо обмазаны глиной и носили явные следы копоти, почему кургану и было дано название «печины». Рыхлая, порохообразная земля, по предположению г. Шебаихина, является продуктом работы кротов и землероек, будто бы собирающихся в такие печины на зимовки. О находках в этом кургане ничего не известно.
Недалеко от кургана с печинами расположена группа распаханных, сравнительно небольших холмов, которые народ называет кургашами, в отличие от крупных курганов. Как более доступные для попыток кладоискателей, кургаши подвергаются медленному, но верному разграблению, вследствие хищнических раскопок. Мне много приходилось выслушивать рассказов о разрытии таких кургашей, но я передаю лишь наиболее достоверные, записанные со слов лиц, лично их разрывавших.
Взобравшись на вершину внутреннего плато «городка», зритель может окинуть взором на далёкое расстояние расстилающуюся перед ним степь, буквально усеянную насыпями. По обе стороны городка, на равном почти расстоянии к северу и югу, возвышаются одинаковой меры два громадных кургана, ось которых, с незначительным отклонением к востоку, почти перпендикулярна оси городка.
Интересно то обстоятельство, что несмотря на самые тщательные поиски, нигде, в пределах описанной курганной системы, нами не найдено ни малейших признаков пребывания здесь человека: черепки, встречающиеся в громадном количестве по берегам р. Елани и в выброшенной из курганов земле, — здесь совершенно отсутствуют. Впрочем, слухи о каких-то находках на городке есть, но настолько туманные и нелепые, что говорить о них серьёзно не стоит. У местных жителей существуют различные предания о кладах. Так Еланские крестьяне совершенно серьёзно уверены в том, что в городке и в курганах непременно зарыты несметные сокровища, представляющиеся им то в виде бочонков с золотом, то казны, зашитой в бычью шкуру.
Легенды эти поддерживаются особым родом народной литературы «кладовыми записями», место хранения которых — величайшая тайна; но именно, благодаря этим записям, крестьяне говорят о кладах с такой уверенностью, с таким точным определением места, что в начале подобная откровенность к приезжему человеку кажется подозрительной, на самом деле оказывается, что знать место нахождение клада — это ещё ничего не значит; необходимы другие сведения, именно: знание зароков и ключей к открытию кладов, а также обрядов, с которыми нужно приступать к великому делу. По мнению еланцев, самым страшным защитником и хранителем кладов является мифический зверь кот — котобрысь.
Это — громадный черный кот, с огненными глазами; он неслышно подкрадывается к кладоискателю в тот момент, когда последний, ослеплённый блеском золота, забывает творить «Воскресную Молитву» «Да воскреснетъ Богъ и расточатся врази Его:» ). В этот роковой момент котобрысь, одним прыжком, бросается на кладоискателя и впивается ему в горло. И горе тому, кто в эту минуту забудет, от страха, воскликнуть: «Свят! Свят! Свят!» Днём клад рыть нельзя по двум причинам: во-первых, урядник увидит, во-вторых, все равно злые люди подкараулят, убьют и себе казну заберут. И, не смотря на все ужасы ночных попыток, — все же находятся смельчаки; это подтверждают десятки разрытых курганов. Самыми ценными кладами, о которых мечтают еланцы, являются два: Котовский — хранящийся в слободе Котово, Камышинского уезда, и Судачьинский или Французский, зарытый где-то между Еланью и селом Судачьим.
Относительно Котовского клада, находящегося в подземном каменном подвале на дворе кр. Литвинова, существует много фантастических легенд, из которых приводим следующую, записанную со слов местной жительницы Анны Леонтьевны Оводовой, которая затратила все свое состояние на розыски сокровищ.
— В давние времена — говорит Оводова — царствовала в Москве Царь-Девица. Её родной брат, царевич Петр Алексеевич, не захотел ей покориться и ушел к немцам. Долго скитался царевич в чужой земле, терпел великую нужду, в плотниках у немцев жил, корабли им строил. Возмужал он и открылся Королю. Король дал ему войско, с которым царевич должен был идти против своей сестры. Скоро подоспел он к Москве и победил сестрины ратные силы. Грозен был победитель и велел смертью казнить всех, кто за Царь-Девицу стоял, а её саму в девичий монастырь на покаяние сослал. И все православные плакали о ней, о славной Царь-Девице. Но был один богатырь, который смерти не боялся; подкупил он стражу монастырскую и велел сказать Царь-Девице, что бы она, с помощью своих монашек-подруг, собирала всю свою казну царскую, да утварь монастырскую и бежала бы с тем богатырем в земли вольные казацкие, в места потаенные:
По глубокому убеждению рассказчицы, в Котовском подвале, в трех золотых гробах, покрытых парчою, покоятся: в среднем — сама «матушка София», по правую руку — игуменья, по левую — монашка; обе эти личности в дальнейшем развитии легенды играют большую роль.
Впереди гробов стоят бочки с золотом на сумму 74 миллионов рублей, много одеяний, шитых жемчугом, сосудов, да царской утвари; а в головах престол стоит, на нем крест золотой, да Евангелие, по стенам иконы в золотых окладах, да неугасаемые лампады. Вся эта несметная казна принадлежит Царю-Батюшке, но, согласно завещанию царевны, лица, которые откроют железные двери «выхода», получают царскую награду, по одному миллиону на человека». Еще более глубокий интерес представляет длинная эпопея открытия этого клада. На сцену выходят: чародеи, гадания на бобах, святые старцы, оборотни, заговоры, заклятья, — словом, весь репертуар средневековья.
Совершенно другой характер имеет предание о так называемом «французском» кладе. Здесь нет ничего мистического. Недавно, в с. Удачьем, появилась какая-то убогая старушка, по другой версии — монашка, которая кому-то сказала, что она пришла сюда на свою родину, объявить об известном ей кладе. По словам старушки, она — местная уроженка, девочкой была взята в услужение к какому-то тюремному генералу, который увез ее в Сибирь. Барин был добрый, и перед смертью призвал её к себе и велел принести ему имевшуюся у него старинную книгу в дубовых крышках. В книге этой была такая запись:
«В 1812 году, когда француз шел на Москву, приказано было всю московскую казну тайно вывести в Астрахань. Конвой же к этой казне был приставлен из донских казаков. Сначала караван плыл по Волге, но скоро наступили ранние морозы и по реке пошел лед. Решено было, тайно, ночью, сгрузиться на казацкие подводы и продолжать путь гужом. В пути среди конвоя возник заговор: в глухом месте взбунтовавшиеся казаки напали на своих начальников и, перебив их, завладели обозом и направили его к границам Войска Донского. Проехав с. Судачье, злоумышленники получили известие, что их преступление открыто и за ними скачет погоня; тогда, застигнутые врасплох они ночью, в степи, в известном им месте, зарыли казну, лошадей и телеги бросили на произвол судьбы, а сами, составив себе на память кладовую запись, скрылись в лесах или бежали на Дон».