«Ванечка мне всегда звонил каждый час-два. Нет звонка – мне немного не по себе, сама набираю. Он сразу: Ирочка, все хорошо. Я: ну и ладно, папуля. Мы везде ходили вместе. Даже за квартиру платить или в банк. Господи, я потеряла самое родное в жизни, самое дорогое».
Я смотрю на эту мужественную и внешне совсем не лирическую женщину, всю жизнь проработавшую крановщицей, и понимаю: не любивший никогда так не сыграет любовь.
«Сейчас я приду домой, включу свет на всю ночь. Поставлю, как робот, чайник. Что-то съем. Поглажу его фотографию. Черную ленту с нее сняла. Не могу. Как я просила Бога в ту ночь оставить его живым! Инвалидом, неподвижным – только живым!!! Пусть бы он лежал рядом – я бы все для него делала! Только бы смотрел на меня. Только бы разговаривал со мной. Я и у гроба с ним разговаривала. И всю ту страшную ночь мне было легче. А сейчас мне ничего не нужно. Я ничего без него не хочу. Пельмени слепить не могу. Руки не поднимаются. Ванечка так любил помогать мне на кухне…»
Он тоже был крановщиком, но работал, куда пошлют. На экскаваторе, на тракторе. Крепкий, красивый, здоровый, 45 недавно отпраздновал. Он ехал в то утро на работу на кузлит. Поцеловал Ирину, как обычно, у двери, утром он уходил первым. Она посмотрела в окно, помахала. Тоже ушла на смену – Ирина работает в ООО «Престиж АМ». И вдруг через час муж ей позвонил.
«Боялся меня испугать, сказал: а я домой иду. Почему? – у меня упало сердце. Показалось, дышит он тяжело. Ответил: да тут авария, но все нормально, не переживай. Полежу – и завтра на завод выйду».
Иван Кинас ехал на той самой маршрутке по объездной дороге до саратовского поворота, на которую 19 сентября налетела хлебовозка. Маршрутка легла на бок. Его сильно вжало в стойку. Пассажиры выбирались через окна. К врачу с болями в левом боку сильный и терпеливый Иван обратился только вечером. Ирина настояла – вызвала «скорую», которая отвезла мужа в травматологию.
«Двадцать минут никого из врачей не было, и под дверью кабинета травматолога какой-то мужчина спрашивал сам себя: а если я за эти двадцать минут умру? Потом появился врач, мы дождались очереди, хоть и были со «скорой», она нас «караулила». Я пошла с мужем, поднимала рубашку – ему было трудно это делать, болел и бок, и рука. Прием длился две минуты. Врач двумя пальцами уперся Ванечке в место травмы, спросил – здесь больно? Сказал: все ясно, ушиб. И послал на рентген. Рентгенолог дала нам мокрый снимок, мы с Ванечкой его рассматривали долго, но ничего не увидели. С нами еще был наш механик, приехал помочь довезти, если надо, Ивана обратно. Механик тоже ничего не увидел».
Врач выписал пострадавшему больничный лист на неделю. Никаких обследований не назначил. Неделю Иван держался, временами ему становилось плохо. Но как всякий не привыкший болеть мужчина он успокаивал жену: мы же были у врача? Через неделю травматолог принял Кинаса и спросил: «Ну как?» Иван ответил: «Неважно». Врач продлил больничный еще на четыре дня. В тот же вечер Ирина застала в кресле теряющего сознание мужа. «Скорая» сразу отвезла его в хирургию, Ивана немедленно стали готовить к операции. Ее в горбольнице №1 делали сразу три хирурга. Ирина молилась в процедурной, ей разрешили остаться. После двух ночи стали отправлять домой. Сказали, что операция закончилась, муж спит, наркоз еще не отошел. Сообщили, что Ивану удалили разложившуюся от травмы селезенку. Успокоили: операцию больной выдержал. Назвали номер палаты, в которой он будет лежать после операционной. Но она не уходила. Видела, как медсестра банками носила кровь для Ивана. Понимала: все серьезно.
В пять утра Иван Кинас скончался. Он потерял четыре литра крови, и организм больше бороться за жизнь не мог.
«Я поправлюсь, Ирочка, ты не переживай – говорил мне уже с каталки. Мы поцеловались, и я верила, что с Ванечкой ничего случиться не должно, ведь я так его люблю. «А как я тебя люблю, Ирочка» – это были его последние слова.
Он меня так разбаловал. Я не умею жить без него… Я не знаю, где продаются колготки и помада – мне все покупал Ванечка. Я для души плела из бисера – он мне даже для рукоделия все покупал и приспосабливал… Нам нравилось посидеть с друзьями за столом. Но вечер с Ваней вдвоем я никогда не меняла ни на какие торжества.
Его уважали все в подъезде. За день до смерти он еще ходил в соседнюю квартиру помогать завернуть кран. Он все умел. К нему привязались моя дочь, мой внук, хотя не были ему родными. Его любили мои племянники, которые живут на Урале и в Китае. В ту страшную ночь все были на связи по скайпу, и все сейчас скорбят по Ивану. Он был особым человеком».
Я тоже ночью не сомкнула глаз после встречи с Ириной. Я никогда не видела и не знала ее мужа. Но, черт возьми, почему ему «дали» уйти? Почему диагноз ставили «двумя пальцами»? Почему объезд планировали «двумя извилинами»? Почему рентген делали с «одной точки»? Почему даже температуру не измерили на втором приеме у того врача, что позже невозмутимо закрывал больничный лист человеку, которого уже три дня нет в живых? Почему, в конце концов, так вяло тянется расследование этой дикой истории?
В прокуратуре Камышина, куда обратился 28 сентября с официальным заявлением о процессуальной проверке брат погибшего, все засекретили до предела. Прокурор Юрий Власов, которому я назвала фамилию Кинаса, сначала сказал мне, что у него в кабинете люди. Потом отказался назначить время для встречи. А без него все другие собеседники в прокуратуре «настаивали» на позиции: «О ТАКОМ можно говорить только с прокурором».
Ну да, я-то тоже так думаю…
Исполняющая обязанности руководителя комитета здравоохранения администрации города Надежда Харченко пока заявила, что идет должностная проверка, а это дело очень не быстрое. Только специальное исследование тканей умершего занимает в Волгограде по месяцу-два.
Инспекция ГИБДД по произошедшему ДТП ведет дознание. Предварительная версия – виноват в аварии водитель хлебовозки.
Но кому от этого всего легче?
И за какие «уроки» Иван заплатил жизнью?
Дорога до саратовской трассы после дождей лучше не стала. Опытных врачей в травматологическом отделении второй горбольницы не прибавилось. К слову, доктор, лечивший Ивана Кинаса, говорят, в свое время был дисквалифицирован за врачебные ошибки, но потом вновь подтвердил профпригодность.
Несмотря на очередной приступ административной лихорадки, который, скорее всего, родит эта статья, все же надеюсь на ответственные и подробные комментарии должностных лиц в прессе. Потому что все мы, извините, существуем не для того, чтобы стать чьей-то подобной «ошибкой».
…А Ирина выбрала камень для памятника Ивану. Темно-серый гранит. Сказала, что ни от кого не примет помощи, поставит памятник сама. Потому что ее Ванечка заслужил в этой жизни и после нее все только хорошее.
И за что вот так расправилась с их радостью судьба?