В этом я еще раз убедился, когда опубликовал на сайте Погранец. Ру байку из жизни одной из пограничных застав отряда, где мне посчастливилось служить в далекие 60-е годы прошлого столетия. Мало того, что эту историю посетители сайта встретили с интересом, они к тому же дополнили ее своими наблюдениями. И это придало рассказу новые живописные краски. Потому-то я и решил представить его камышанам. Среди которых, как я знаю, есть немало пограничников. Заметьте, я не называю их бывшими, поскольку у нас на границе считают, что «бывших» пограничников не бывает. Короче, дело было так.
Сошлись два повара на линии границы
Один повар был наш — сверхсрочник младший сержант Илямухов из 44-го Ленкоранского погранотряда. Второй — иранец. Имени его в памяти моих сослуживцев не осталось. Но то, что и он был не лыком шит, говорит следующий факт. Как и наш Илямухов, сопровождавший советского погранкомиссара, иранец входил в свиту погранкомиссии сопредельного государства. А стало быть, также являлся мастером поварского дела.
А поводом к этой встрече послужили "генеральские" замашки мл. лейтенанта Богусевича, зампобоя одной из горных застав нашего отряда. Свои звание и должность он получил, чуть ли не на первом году службы в связи с острой нехваткой офицерских кадров. Для этого ему потребовалось всего-навсего пройти какие-то краткосрочные курсы в Тбилиси.
Сразу же по приезду на заставу наш «литеха» стал настойчиво доказывать, что место ему не в горах, а, как минимум, в комендатуре, а то и штабе отряда. Результатом одного из таких доказательств, причем плачевным, стали «тактические учения» личного состава заставы. Уже после первой пущенной Богусевичем ракеты занялся пожар, и выгорела значительная часть пастбищ на сопредельной территории. Вот это событие и стало поводом для встречи нашего и иранского комиссаров.
...И вот, когда высокие чины погранкомиссий удалились для выяснения размеров нанесенного Богусевичем ущерба, наши повара разложили строго посредине линии границы походный стол. Каждый из них выложил все, чем был богат. Ясно, что виноватая сторона не поскупилась на яства. Для этой цели в заначке у нашего Илямухова была целая батарея хорошего коньяка. Который он, удовлетворенно оглядев ломящийся от угощения стол, не мудрствуя лукаво, тут же и предложил отведать своему визави.
«Мы — советские. Нам аллах — не указ!»
К великому изумлению нашего повара иранец, восхищенно поцокав языком, категорически отказался от угощения. При этом он указал пальцем на небо, давая понять, что Аллах все видит и может наказать за употребление спиртного. На что Илямухов махнул рукой и, произнеся скороговоркой: «Мы — советские. Нам аллах — не указ!», быстренько принял «на грудь» граненый стакан «Арагви».
...Закусив каспийским балычком, Илямухов милостиво принял из рук иранского повара пиалу с рубиновым напитком, нацеженным из пузатого чайника: «Вот теперь и чайку басурманского можно попробовать!». Но каково же было удивление нашего повара, когда вместо чая он ощутил во рту крепкий настой какого-то никогда еще не пробованного им спиртного!
Но еще больше удивила его реплика иранского повара, произнесенная им хоть и на ломаном, но хорошо понятном русском языке: «Пусть Аллах думает, что мы чай пьем. Чай можно, коньяк — нельзя!».
...К возвращению погранкомиссаров Илямухов и иранец сидели друг против друга, разделенные невидимой линией границы, и мирно допивали чайник, куда предприимчивый Илямухов вылил остатки из своей бутылки. Судя по блаженной улыбке иранского повара, «заварка» пришлась ему по вкусу. А уж Илямухову такой «чаек» и вовсе был в радость. Правда, каждую пиалу он, как и иранец, сопровождал теперь словами: «Господи, не вмени мне сей напиток в напасть. Вмени в радость!».
Историю на «Погранце» я закончил следующими словами: «Боевое братство» товарищей по кухне не осталось незамеченным погранкомиссарами. Но кому и что досталось — это уже другая история. Мои любознательные читатели сразу же потребовали детализации «другой истории».
«Хорошая молитва от всех напастей оградит!»
Один из них, заявивший, что его «…больше всего заинтриговали последствия», был весьма категоричен: «…когда рядышком всякого высокого начальства пруд пруди, можно «с полпинка», как с куста, себе дисбат спроворить!». Пришлось добавлять новые краски в историю. «Пока возвращались из Лерика в Ленкорань погранкомиссар пилил нашего повара, как дровосек березу. Объявил ему пять суток гауптвахты, но, поскольку тот был старшим на отрядной кухне, снизил срок до трех. А потом эта провинность Илямухова вообще как-то забылась».
После отклика — «Странная мягкость наказания» — пришлось «расшифровать» действия нашего командира. «Погранкомиссаром был полковник Цыбин. Человек мудрейший. Ему было свойственно понимание причин наших проступков, горячее желание помочь человеку в трудной ситуации. Во-первых, как выяснилось, иранский повар был засланным казачком, во-вторых, наш Илямухов держал язык за зубами, в третьих, отрядная столовая — еще та "гауптвахта"! А он на ней чувствовал себя, как рыба в воде. Пахал за троих. Так что свою "губу" он отбыл на кухне».
После этого погранцы добавили свои наблюдения. Одно из них было таким: «А у нас вместо поваров на погранкоммиссарские встречи почему-то неизменно старшего свинаря брали, ефрейтора. Наверное, хотели таким способом «несказанное уважение» иранской стороне оказать». А ребята, служившие на острове Даманский на китайской границе, на реплику о «засланном казачке» заметили, что и «…у нас все повара, которых брали с нашей стороны на встречи, обязательно разговаривали на китайском».
Как я и ожидал, не осталось без ответа и следующее мое утверждение: «Поговорка нашего повара — «Господи, не вмени мне сей напиток в напасть. Вмени в радость!» — у многих осталась в памяти». Венцом обсуждения этих слов стал следующий отклик: «Хорошая молитва от всех напастей оградит! Даже от погранкомиссара!». Но больше всего мне понравился следующий вердикт: «Война — войной, а выпить вместе не мешает!». Что-то в этом нашенским показалось. Русским! И по сути, и по форме изложения. Так что даже подписаться захотелось именно под этими словами.