И смотрел с усмешкою губ
"Во всех сказках о Разине говорилось только одно, что живет он то в том, то в другом подземелье, где нечистая сила терзает его..."
В. А. Гиляровский
Медленно опускавшийся к подернутой дымкой линии горизонта диск солнца, еще час назад казавшийся желтым и нестерпимо ярким, постепенно приобретал пурпурный окрас и терял свое былое величие. Наступало время поэтов, мечтателей и влюбленных. Хотя, быть может, в этот теплый июньский вечер и первые, и вторые, и третьи без особых усилий могли слиться в едином лице. Было тепло, и бескрайняя степь, как говорится в народе, начинала "парить", то есть отдавать весь накопленный за день жар другой стихии — воздуху.
Двум молодым людям, сидевшим у подножия утеса Стеньки Разина, до окружавшей их красоты не было никакого дела, хотя выбранная ими профессия издавна считалась одной из самых романтичных. Как-никак, а они оба утверждали, что они - спелеологи, правда, в душе, а не по дипломам, свидетельствующим об окончании соответствующих учебных заведений.
Первый — высокий, худой, в истерто-засаленной "афганке", — расположившись поближе к огню, держал в руках схему подземных ходов и сосредоточенно водил пальцем по их изгибам. Второй — чуть ниже ростом, но такой же худощавый, в майке и кепке — следил за кружением желтого ногтя по бумаге и временами на чем свет стоит клял дым, застилавший ему глаза. Когда глаза его заволоклись слезами, он не выдержал и заговорил:
— Все бестолку, Иван. Там "белое пятно". Тот, кто рисовал эту схему, дофантазировал северный лаз — нету его там, нету!
— Согласен, Сань, "белое пятно", — сухо протянул собеседник и ткнул ногтем в почти правильный овал на схеме. — Вот до этого "зала" все точно. А дальше — тайна, покрытая мраком: северного лаза нет, зато есть восточный, вглубь. Что, Сань, проверим его завтра? Найдем сокровищницу, а-а?!
— Найдем... Если не скувырнемся в ту дыру, в которую камень бросишь, и слушай хоть час - все равно не услышишь, как он упадет. Помнишь, рассказывали? Говорили, к самой преисподней дыра ведет...
— Сказки! — перебил Иван. — Давай спать. Завтра работы по горло.
Темнота, лениво подкрадывающаяся к огню, поглотила расположившихся вокруг него людей. Стало прохладно, но не настолько, чтобы хоть один из них проснулся и подкинул в костер пару коряжек. Они слишком устали, а завтра их ждал новый день. Звездная россыпь разгоралась все ярче, и лишь изредка треснувший в огне уголек нарушал тишину всеобщего покоя. Утес Стеньки Разина громадной глыбой вырисовывался на фоне полной луны.
С первыми лучами солнца Иван с Саней проснулись. Проверив свое нехитрое снаряжение, страховочные веревки, ремни, каски с фонарями, они облачились в комбинезоны и, припрятав рюкзаки в чахлых кустах, двинулись вверх по утесу. Спустя полчаса они были уже у одного из входов в его чрево. На разговоры не было ни времени, ни места. Лишь сопение и кряхтение выдавали двух "земляных червей", которые сначала на корточках, а затем по-пластунски все глубже и глубже пробирались к сердцу утеса. В овальном "зале" они дали себе возможность отдохнуть. Отдышавшись и вытряхнув из-за шиворота набившуюся туда землю, Иван первый подошел к интересующему их лазу и, осветив его лучом фонаря, отважно заявил:
— Ну что, начнем вгрызаться?
В ответ Саня лишь устало кивнул головой. Он подошел поближе, вогнал в землю крюк и стал прилаживать страховочную веревку. Иван внимательно следил за его действиями, а когда убедился, что все сделано на совесть, первым юркнул в лаз. Когда он останавливался, условные подергивания веревки говорили напарнику о том, что все идет нормально...
Прошло минуты три-четыре, прежде чем задремавший Санек очнулся и сообразил, что страховочная веревка перестала скользить по его ладони: провиснув, она безжизненно покоилась у черной пасти лаза. "Что-то не то..." — серая, скользкая от предчувствия мысль холодком мелькнула в его голове. Припомнив черта, который непременно должен был кого-нибудь "побрать", он дернул веревку на себя, ожидая, что вот сейчас-то она, как ей положено, натянется, и напарник откликнется знакомым сигналом "Все в норме". Но не тут-то было: первые полметра веревки, не встретив препятствия, вылетели из лаза, и не предвидевший такого поворота событий Санек по инерции едва не завалился с корточек на спину. Серая мысль продолжала все настойчивее овладевать сознанием.
"Ничего, и не из таких переделок выпутывались," — успокаивал себя Санек, метр за метром подтягивая веревку и укладывая ее в бухту. Он уже знал, что увидит на другом ее конце, — разлохмаченный от трения кусок, — а потому всяческими словами ругал себя за допущенную слабость. "Спящая Ариадна! — неистовствовал он. — Веревка закончилась, а мы здесь, пожалуйста, — спим! Иван, поди, сигналить замучился, а может, не вытерпел и назад повернул! — И чуть спокойнее: — Полезу встречать..." Закрепив новую веревку, Санек нырнул в темноту лаза.
Не прошло и мгновения, как он вновь появился в "зале", схватил только что уложенную бухту и дрожащими руками поднес конец веревки ближе к глазам. Уверовавший в трение, Санек не стал особо разглядывать его в первый раз, отметил, что веревка истерлась, и все. Но сейчас он не на шутку испугался, поскольку даже не знаток определил бы, что ВЕРЕВКА БЫЛА СРЕЗАНА чем-то очень-очень острым. Ничего не понимая, Санек снова скрылся в темноте...
Он не помнил, сколько пролез и какие песни распевал при этом, отгоняя страх и делая паузу после каждой строчки куплета в надежде на то, что услышит хоть какой-то отзыв, будь то стон или хрип. Он окончательно потерялся во времени и пространстве: если на первой развилке он сначала воткнул в боковую стенку метку-направление, а затем стал осматривать оба лаза, выискивая возможные следы проползшего здесь человека, то вторую развилку миновал наугад. Страховочная веревка змеей струилась за ним следом.
Временами ему слышался чей-то ехидный смех, и тогда он, в который уже раз вздрогнув от неожиданности, медленно поднимал голову, зная о том, что сейчас на мгновение в том месте, где свет сходится с темнотой, возникнет бородатое лицо, усмехающееся и дразнящее. Галлюцинировал он или нет - было непонятно, но ему почему-то казалось, что стоит только добраться до этой глумливой рожи, как все сразу закончится. Он полз дальше, лишь по тяжести в голове иногда определяя, куда, собственно, движется: вниз или вверх. Последние — минуты, часы, кто знает? — он полз больше вниз — в глубину.
Смех, смех, смех...
— Да чтоб ты сдох! — орал он в эту рожу, досадливо морщась от того, что в узком лазе нет возможности как следует размахнуться и запустить в эту улыбку камнем потяжелее. Внезапно его локти, не найдя опоры, ухнули вниз, и сам он, тщетно пытаясь за что-нибудь зацепиться, заскользил по почти вертикальному желобу-лазу куда-то в глубину. Резкий рывок, от которого на миг потемнело в глазах, остановил его падение: даже обрезанная, страховочная веревка все-таки сделала свое дело — зацепившись меж камней, она спасла хозяина.
Придя в себя, он сразу оценил всю нелепостью положения, в котором оказался: по плечи он все еще пребывал в лазе, а голова торчала над центром воронкообразного "зала", сужавшегося к черной дыре в своем основании. Над дырой, кутаясь в завитках зловонного дыма, витало все то же улыбающееся бородатое лицо. "Вот и все!" — безнадежно решил он, вглядываясь в бестелесный лик. И тут произошло то, о чем он с содроганием будет вспоминать всю последующую жизнь: из дыры в основании снопом посыпались искры, воздух наполнился смрадом серы, и лицо, вдруг исказившись в жутких гримасах, исчезло в глубинах земли. В беспамятстве он юркнул обратно в лаз и, карабкаясь по веревке, что было сил рванул обратно. Он полз, не замечая ничего вокруг, пока луч фонаря, а за ним и взгляд не замерли на знакомом блестящем предмете — часах Ивана. Мельком отметив время, — половина первого, — он поспешил дальше, когда внезапное озарение одновременно ужаснуло и рассмешило его.
— Ага! — во весь голос закричал он. — Значит и на тебя, рожа, есть силы помогущественнее: истекло твое время до полуночи — жарься теперь в аду!
...Восходящее солнце первыми розовыми лучами осветило согнутую фигуру спящего возле входа в лаз человека. Даже во сне Санек ногами отталкивался от земли, перебирал руками по воздуху и шептал бессвязные фразы — он все еще был внутри утеса...
Ивана же так и не нашли.