4 сентября 2012 года в день 70-летия со дня  гибели Героя Советского Союза испанца Рубена Ибаррури в Информационно-аналитическом издании Фонда исторической перспективы «Столетие» был опубликован материал Михаила Захарчука «Русский испанец» (http://www.stoletie.ru/territoriya_istorii/russkij_ispanec_645.htm).

Исследователь жизни и подвига Роберта Ибарурри пишет о том, что герой окончил авиационное у училище... в Камышине. А письмах к сестре Рубен в восторженных тонах описывал красоту города Камышина, восхищался могучей Волгой, шире и краше которой, по его словам, ему не приходилось до сих пор видеть.

Этому любопытному факту мы пока не нашли подтверждения. В Камышине в 1942 году располагалось танковое училище,  27 воспитанников которого стали Героями Советского Союза. Военное учебное заведение, связанное с подготовкой летчиков для морской авиации ВМФ СССР, располагалось в городе в 1954 - 1957 годах. Про авиционное училище нет фактов, но о том, что в Камышине в годы войны располагался аэродром в районе нынешней улицы Ленина, помнят местные старожилы. Именно там приземлялись высокие военные чины, которые прибывали в город в месяцы Сталинградской битвы.

Дадим слово Михаилу Захарчуку...

70-летию Победы в Сталинградской битве посвящается...

Приказом командующего Сталинградским фронтом от 22 октября 1942 года № 53/Н Рубен Ибаррури был награжден вторым орденом Красного Знамени. Позже ему присвоили звание Героя Советского Союза. Останки тела гвардии капитана были перенесены из Средней Ахтубы в Волгоград и захоронены на площади Павших борцов. Здесь же воздвигнут совместный памятник волгоградцу май­ору В.Г. Каменьщикову, капитанам X.Ф. Фаттяхутдинову и Рубену Ибарру­ри. Его именем названа улица в городе Липецке и малая планета под № 2423 - Ibarruri.

Рубен Руис Ибаррури родился 9 января 1920 года в небольшом горняцком поселке Соморростро. Селение это приютилось в горах Бискайи. Невдалеке было море. Исстари здесь велись открытые разработки же­лезной руды. Под дождем (а он в тех местах льет около двухсот дней в году), под снегом, под градом трудились шахтеры, зарабатывая жалкие песеты, которых не хватало порой даже на хлеб.

Отец Рубена - Юлиан Руис Ибаррури тоже работал на шахте. И семья его так же бедствовала. О степени нищеты и беспросветности можно судить и по такому трагическому факту: из шестерых детей супругов Ибаррури выжили лишь Рубен и Амайя. Эстер, Аусена, Ева и Аманойя умерли в мла­денческом возрасте от постоянного не­доедания и болезней.

Даже гробики для малышек приходилось покупать в долг. Стоит ли удивляться тому, что горняки не хотели мириться с такой жестокой долей и регулярно поднимались на борьбу против угнета­телей. И в первых рядах сражающихся всег­да выступали Долорес и Юлиан Ибаррури.

Рубен все это видел. Он был свидете­лем того, как полиция по ночам обыски­вала их дом, перетряхивая жалкий семей­ный скарб в поисках коммунистической литературы и оружия. На его глазах не раз замирали шахты «Гора», «Посе», «Конча», а улицы Соморростро вскипа­ли забастовками. Он знал многих соратников отца и матери по борьбе. В десять лет мальчик уже выполнял обя­занности связного и посыльного. Много лет спустя Долорес Ибаррури вспоминала:

«Когда Рубену было тринадцать лет, он приехал со мной в Мадрид, где немедленно связался с местными пионерами. В трудное для компартии время Рубен продавал партийную газету на улицах го­рода и в рабочих кварталах, обманывая бдительность полиции, охотившейся за этой газетой. Старшие товарищи настойчиво советовали мне запретить Рубе­ну участвовать в демонстрациях. «Его убьют», — предостерегали они. Во время подготовки партией одной из таких демонстраций, когда все были уве­рены, что избежать столкновения с поли­цией не удастся, я и хотела скрыть от сы­на факт предстоящего выступления. Од­нако он узнал об этом. И когда я собира­лась пойти на демонстрацию, Рубен сказал: «И я с тобой» - «Ты еще мальчик, а на эту демонстрацию идут только взрослые люди». Рубен с возмущением ответил: «Ты же революционерка. Так-то ты хочешь вос­питывать своих детей!»

Мать Долорес

Да, Долорес, хоть и называли ее же­лезной Пасионарией (исп. страстная, пламенная), была как все мате­ри мира. Она постоянно тревожилась о своих детях, переживала за них. Но от многих других эту женщину отличало то, что она всегда старалась понимать своих детей. И ещё. Всё личное, пусть даже самое дорогое, у неё всегда оказывалось на вто­ром плане. Факт этот, наверное, ни у ко­го сомнений не вызывает. Я же хочу сказать о другом. О том, что жизнь и борьба матери решающим образом влияли на Рубена, воспитывали в нём лучшие человеческие ка­чества: порядочность, верность долгу. Ведь нет сильнее примера для детей, чем пример их родителей. И поэтому Рубен всю жизнь равнялся на мать, во всем старался быть её достойным.

Май 1935 года стал для Рубена и его сестры поворотным пунктом в их жизни. Тогда они впервые ступили на землю Советского Союза, ставшую им обоим вто­рой Родиной.

Малышку Амайю сразу же отправили в детский дом города Иванова, где жили дети зарубежных коммунистов. Рубен же по­шёл работать на Московский автозавод в инструментальный цех. Жил в семье старых большевиков-революционеров Пантелей­мона Николаевича и Ольги Борисовны Лепешинских. Веселый и общи­тельный Рубен быстро приобрел в Моск­ве много друзей. Жизнь его складыва­лась как нельзя лучше. И лишь постоянные тревожные вести из Испании её омрачали. В июле 1936 года там вспыхнул фа­шистский мятеж. Рубен с жадностью чи­тал газеты, слушал сообщения по радио, с нетерпением ожидал писем от матери.

…В 2000 году, когда Рубену Ибаррури исполнилось бы 80 лет, я написал небольшой поминальный материал в одну очень известную российскую газету. Мне по телефону было отказано в публикации по самой нынче распространённой причине – «не формат». Кроме того, самодовольный сотрудник счёл нужным добавить: «И вообще, Михаил Александрович, материал у вас получился, как бы это помягче выразиться, слишком уж советский. Письма Рубена какие-то розовые, приторные, слащавые. А то, что мать ему написала - вообще ни в какие ворота не лезет. Это же натуральная советская агитка, но не письмо родному сыну»

- «Так оно и писалось именно в агитационных целях. Это была такая форма обращения через собственного сына к тысячам, миллионам его сверстников. Долорес ведь определённо знала, что её письмо будет обнародовано в тогдашних СМИ. Вы же понимаете, что, умирая, не пел ни герой светловского стихотворения «Гренада», ни тем более, не пел Рубен, как о том написала поэтесса Берггольц» - «Ну, я не знаю, но сейчас такие письма не пишут, тем более, не публикуют» - «Сейчас, молодой человек, и за Родину редко кто отдаст свою жизнь», - сказал я и счёл дальнейший разговор бессмысленным…

Тут вот ещё что следует непременно упомянуть. Немножко несобранный, если не сказать безалаберный, Рубен никогда не хра­нил писем от родных, близких и знакомых. Вообще педантизмом и аккуратностью юноша не отличался. А вот это письмо матери было обнаружено в его бумажнике после смерти вместе с фотографиями родителей, сестры и любимой девушки. Иной вопрос, что нам в ХХI веке подобные эпистолы видятся уже исключительно заидеологизированными агитками. Но именно так писала сыну фанатично верящая в коммунистические идеалы пламенная Пасионария. Именно так всем сердцем и всей душой их воспринимал рано повзрослевший и вступивший на трудный революционный путь юноша.

И судьями тех людей из того времени мы быть не можем ни при каких обстоятельствах…

Хочу в Испанию, а еду в Камышин!

Вернуться на Родину и занять свое место среди испанских республиканцев, воюющих против франкистов, становится главным желанием Рубе­на. Он несколько раз официально обращается в Цент­ральный комитет ВЛКСМ с просьбой от­править его в Испанию. Настойчивость возымела дейсвие: его вызвал в ЦК для беседы сам первый секретарь ЦК ВЛКСМ Н.А. Михайлов. Он говорил о том, что стремление Рубена влиться в ряды борцов за республиканские идеалы, безусловно, благородное и достойное всяческого поощрения. Однако для республики ведь будет гораздо больше пользы, если Рубен овла­деет для начала хоть какой-нибудь воинской специальностью. И предложили на выбор несколько училищ.

Рубен, не раздумывая, выб­рал авиационное. Тем более, что именно в этом училище готовили лётчиков по ускоренному курсу. В письмах к сестре Рубен в вос­торженных тонах описывал красоту горо­да Камышина, восхищался могучей Волгой, шире и краше которой, по его словам, ему не приходилось до сих пор видеть, сообщал, что с удовольствием приступил к изучению сложной и увлека­тельной программы. А потом вдруг, внезапно, не проучившись и трех меся­цев, всё-таки уехал в Испанию… Мне посчастливилось встретиться с полков­ником в отставке Василием Васильеви­чем Старостиным, который в Камышинском лётном училище был инструктором Рубена Ибаррури:

- Учился он очень старательно – это факт. Несмотря на напряженную программу – мы же работали по ускоренному курсу - парень находил возможность и для дополнительных заня­тий. Каждый вечер допоздна засиживал­ся в комнате лётной подготовки. Одним из первых Рубен овладел теоретиче­ским курсом, хотя в русской разговорной речи не все у него получалось как следует – коверкал слова, путался в терминах. Однако среди сокурсников именно Рубену пер­вому доверили провести воздушный бой на самолёте. А потом оказалось, что он – дальтоник! Тут вот какое дело: если бы Рубен был не сыном Долорес Ибаррури, то этот дефект обнаружили бы ещё в военкомате. Но он же пришёл к нам по прямому указанию ЦК ВЛКСМ.

Об участии Рубена Ибаррури в испанской войне сведения очень скупые и обрывочные. Поэтому я пишу здесь только то, что установлено доподлинно.

Так вот воевал семнадцатилетний юноша рядовым стрелком в подразделении, которым командовал капитан Павлито – будущий дважды Герой Советского Союза генерал-полковник Александр Ильич Родимцев – в горах Каталонии. Воевал хорошо.

Прилично овладел пулеметом, часто ходил в разведку. Во время тяжелого каталон­ского отступления сначала капрал, а по­том уже сержант Ибаррури со своим передовым разведывательным отрядом прикрывал отход товарищей. Почему и попал сначала в окружение, затем – в концентра­ционный лагерь Аржелес.

Узнав, что её сын попал в плен, Долорес Ибаррури записалась на прием к Сталину. Вспоминают, что упала перед вождем на колени и со слезами умоляла помочь освободить её сына из неволи. Известно, что Иосиф Виссарионович откровенно симпатизировал решительной и смелой испанке.

Сталин внял просьбе Пасионарии, отдав чекистам приказ освободить её сына во что бы то ни стало.

Была предпринята попытка вооруженным путём выполнить распоряжение вождя. Однако она закончилась трагически: погибла вся диверсионная группа. Тогда Рубена просто выкупили за очень большие деньги.

Вспоминая о том, каким Рубен появился на их московской квартире, Амайя мне рассказывала: «Приехал он к нам поздним вечером. Худющий, замученный. Одни гла­за сверкали на истощенном лице. Мне показалось, что даже радости своей от встречи с нами он как будто бы стеснял­ся. Конечно, мы с мамой стали наперебой расспрашивать Рубена о пережитом. Отвечал он односложно, словно нехотя. А потом вдруг заявил: «Никогда не просил тебя, мама, ни о чем. Сам свои дела решал. Сейчас нарушу это правило. Помоги мне поскорее поступить в военное училище. Покуда существует фашизм, войны избе­жать не удастся. Это я знаю точно!»

В свои неполные девятнадцать лет юноша далеко не всё понимал в той политике, что верши­лась накануне самого страшного в истории человечества мирового катаклизма. Но чутье солдата, который успел уже лицом к лицу встретиться с фашизмом, пусть только испанского разлива, подска­зывало ему — в мире грядут большие испыта­ния. И к ним надо быть готовым. Так Рубен стал курсантом Московского пе­хотного училища имени Верховного Совета РСФСР. Здесь сын Пасионарии словно превзошел сам себя. Закончил положенный курс обуче­ния на отлично. Это был маленький подвиг горячего испанца, учитывая то обстоятельство, что русским языком Рубен владел всё же довольно посредственно. В увольнения ходил очень редко, хотя, при желании, мог бы вообще жить на московской квартире матери. Лишь изредка, по воскресеньям, наве­щал родных. С порога заводил старенький патефон — очень любил петь, танцевать. Но временами, случалось, засыпал, даже не дослу­шав до конца новую пластинку. По его усталому виду чувствовалось — обучение курсан­тов велось весьма интенсивно.

Письма, письма...

Об этом говорят и письма Рубена, которые он писал из летнего лагеря: «12.06.40 г. Дорогая мама! Рад твоему письму. Долго от вас не было вестей — думал: что-то случилось. У ме­ня особых новостей нет. Всю неделю мы пропадали на учениях. Честно говоря, немного устаю, хотя считаю себя вроде бы при­вычным к таким делам. Что же тогда говорить о тех ребятах, которые со мной учатся. А никто из них не жалуется. Каждый добросовестно выполняет свой долг. Погода нас не балует. Амайя, наверное, очень довольна, что перехо­дит в седьмой класс. Это здорово. Учиться ей надо обязательно. Я вот постоянно ощущаю нехватку знаний. По твоему совету, мама, много читаю, особенно — газеты. По всему видно, дела во Франции идут плохо.

Немцы уже окружают Париж. Зная французов, ни­когда бы не подумал, что они с такой легкостью будут расставаться со своей родной землей. Да и ты сама помнишь, с какой отвагой они воевали у нас.

Ничего, на фронте обстановка обычно меняется быстро. Так что будем надеять­ся на лучшее. А Испания требует возврата Гибралтара. Нет, не так надо требовать. Жаль, что в этом году не смогу попасть на сельхозвыставку. Посещать её для меня всегда была радость. Толь­ко там по-настоящему понимаешь, какой же это сильный и упорный на­род — русские. Извини за сумбурность изложения. Это, наверное, от того, что меня очень клонит ко сну: устал после долгих занятий. На сегодня кончаю писать. Крепко вас обнимаю. Твой Рубен».

«24 июня 40 г. Извините, мои родные, что не смог заехать к вам. Откровенно говорю, и время оставлял для этого, но ребята с моего завода, пригласившие меня на встречу, буквально засыпали вопросами. Им хотелось знать все о на­шей трудной войне. В их вопросах было столько живой заинтере­сованности, что мне ничего не остава­лось, как отвечать и отвечать. Вот и ушло всё время, не смог к вам заехать. Не обижайтесь. А прибегать к твоей помощи, мама, чтобы получить лишнее увольнение, — не могу. Да и как я буду потом смотреть в глаза своим товарищам, которые с момента поступ­ления в училище вообще не видели своих родных. Если говорить откровенно, то меня эти частые отлучки для выступления перед различными аудиториями тоже не осо­бенно радуют. Все это мешает занятиям. Но с другой стороны надо же понять и лю­дей, которые хотят узнать, кто такие фашисты. Сейчас это очень важно: раскрывать звериный облик этих по­донков человечества».

«28 июля 40 г. Дорогие мои! Наконец собрался вам написать. Никак не мог это сделать раньше, был очень занят.

Даже по воскресеньям у нас проходят занятия. И это правильно. К войне с фашизмом надо готовиться, как говорят русские, без дураков.

Погода у нас по-прежнему отврати­тельная. 14 июля тут случилась настоя­щая катастрофа. На озере, невдалеке от нас, купались люди. И вдруг поднялся ураган страшной силы с ливнем. Несколько человек утонуло. Сколько событий в мире произошло. Как жалко, что наша Испания так далеко. Человеку без родины трудно. Не знаю, смогу ли вырваться к вам в следующее воскресенье. А ты, Амайя, если сможешь — приезжай со своими подругами к нам. Мои товарищи, поверь, будут очень рады вашему визиту. Знаю, что вы попадете на воздушный парад, и страшно вам завидую. Ваш Рубен».

После окончания училища лейтенант Ибаррури был направлен для дальнейшего прохожде­ния службы в Московскую пролетарскую дивизию. Командовал сначала взво­дом, потом ротой. На третий день Великой Отечественной войны Рубен со своей ротой был отправлен в Западный особый военный округ, где вступил в бой с врагом. Шесть часов подряд его рота удерживала мост на реке Березине. Там же был ранен.

«8.07.41 г. Орел. Госпиталь. Дорогие мои! Надеюсь, что вы получили мое пер­вое письмо. Сейчас пишу вам из госпиталя в Орле. Меня ранило осколком снаряда в ру­ку — не пугайтесь — не умираю. Чувст­вую себя хорошо. Самое обидное это то, что пришлось покинуть фронт, а основное мое жела­ние — поскорее задушить этих гадов. Для меня большая гордость, что я могу бороться в рядах великой и непобеди­мой Советской Армии. Я глубоко уверен, что фашисты сломают здесь свои зубы, так как (я писал вам об этом и раньше) каждый советский человек в душе боль­шевик. Знаю, мама, что вы там очень много работаете, ибо наша задача — это унич­тожение фашизма на фронте, а ваша — поднять народы всего мира на защиту СССР. Пере­дай от меня привет всем товарищам, работающим с тобой. Целую вас всех. Рубен».
За тот бой на реке Березине уже старший лейтенант Ибаррури был награждён орденом Красного Знамени. Вручая испанцу высокую награду, Председатель Президиума Верховного Совета СССР Михаил Иванович Калинин сказал: «Мы всегда вам верили, и вы сражались, как и подобает воину-анти­фашисту. Советские люди всегда будут помнить подвиги наших братьев по клас­су». Почти год затем Рубен провёл в тылу. Исполком Коминтерна, где он тогда служил, был эвакуирован в Куйбышев. А затем Рубен снова ушел на фронт…

«12. 08. 42 г. Дорогая мама! Не знаю, получила ли ты мое письмо. Пишу вновь. Готовимся к боям. Много занимаемся. Каждый день ем дыни и арбузы. Мама, когда будешь писать Амайе, передай её подру­гам по детскому дому (сестра в это время вновь находилась в Ивановском детдоме, а Долорес вернулась в Москву) при­вет и мой адрес. Твой Рубен».

Последний бой

О последнем бое капитана Рубена Ибаррури есть многие свиде­тельства участников Сталинградской бит­вы, его однополчан по 100-му гвардей­скому стрелковому полку 35-й гвардей­ской стрелковой дивизии.

Вот как описывает подвиг испанца Н.И. Афанасьев: «Для обеспечения развертывания частей диви­зии генерал В.А. Глазков приказал командиру 100-го гвардейского стрелко­вого полка выдвинуть вперед отряд в составе стрелкового батальона, уси­ленного пулеметной ротой. Первый батальон гвардии капитана Н.С. Лустина, усиленный пулеметной ротой гвардии капитана Рубена Ибарру­ри, сына Генерального секретаря Комму­нистической партии Испании Долорес Ибаррури, вечером 22 августа 1942 г. форсированным маршем дви­нулся навстречу врагу. Несколько часов пути, и вот уже на горизонте первые постройки, сараи, огороды железнодо­рожного разъезда, прикрывавшего стан­цию Котлубань. Выполняя ранее намеченный команди­ром роты план, пулеметчики гвардии старшего лейтенанта М. В. Леоненко закрыли выход противнику в степь. Завязался бой. Пулеметчики гвардии лейтенанта А.Т. Неменко унич­тожили застигнутое врасплох боевое прикрытие противника. Два солдата, захваченные разведчиками в плен, дали ценные сведения: в это время по направ­лению на станцию Котлубань должны были двигаться 16 танков, батальон пехоты и саперная рота. «Отличная работа, товарищ гвардии капитан, — заметил подошедший к Рубе­ну командир батальона Н.С. Лустин. — Следующая ваша задача, — продолжил комбат, — выбить фашистов из пакгауза и других хозяйственных построек же­лезнодорожного разъезда. Наступайте вдоль железной дороги и постарайтесь прикрыть разъезд с севера, а мы их ударим с юга».

Выслав вперед группу разведчиков, командир роты Рубен Ибаррури развер­нул подразделение в боевой порядок. Пулеметчики быстро заняли исходное положение для атаки. Данные, полученные от пленных, подтвердились. Оценив их, Рубен Ибаррури при­казал группе разведчиков Никитина вывести из строя хотя бы часть танков, а также попытаться уничтожить экипажи, если они покинут машины.

К двум часам ночи 23 августа разъезд был в руках гвардейцев. В этом бою капитана Р. Ибаррури ранило в руку. Разрезав ножом рукав гимнастерки, он сам себя перевязал.

К счастью, ранение оказалось легким, и Рубен Ибаррури продолжал руково­дить боем. В третьем часу ночи 23 августа подошли основные силы полка и сменили пулеметную роту Р. Ибаррури. Уставшие, измученные ночным боем, пулеметчики форсированным маршем выдвинулись в район хутора Власовки и там заняли оборону. Через час показалась группа немецких танков и десяток мотоциклистов.

- Приготовить гранаты и бутылки с горючей смесью! Передать по цепи: пулеметчики отсекают пехоту от танков! Без моей команды не стрелять! — распорядился капитан Ибаррури.

...В этом бою Рубен был тяжело ранен. Истекающего кровью командира роты обнаружил у пулемета гвардии старший сержант И.С. Тимошенко и вынес его с поля боя. За что был награждён медалью «За отвагу».

Из воспоминаний медсестры военного госпиталя Средней Ахтубы Г.П. Паньшиной: «Начальник госпиталя поручил мне все время находиться около Рубена Ибаррури. Состояние его было крайне тяже­лое. Лицо бледное, дыхание прерыви­стое, учащенное и поверхностное. Врач сказал: «Если ему немедленно не влить кровь – умрёт».

Тогда я предложила взять, сколько нужно крови у меня для Рубена. Врач поблагодарил и сделал прямое переливание. Самочувствие Рубена немного улуч­шилось. Он улыбнулся и прошептал: «Спасибо большое тебе, сестричка».

А в ночь с 3 на 4 сентября скончался»…

Мы никогда не забудем подвига испанца, потому что, как писала о Рубене Ольга Берггольц, «он пел, умирая, за эти края: Россия, Россия, Россия моя»…