Пронзительный гудок электровоза вспорол тишину запоздалого зимнего утра и повис в воздухе. В ту же секунду на его голос отозвался другой, третий, четвертый, сплетаясь в единое мощное звукоподражание.
― Похоже, кого-то из наших, железнодорожников, в последний путь провожают, ― строя догадки, заметил молодой помощник дежурного по станции.
― Да не из железнодорожников, а из железнодорожниц, ― поправил его шеф. ― Варвару Третьякову знавал?
― Ту, что вдоль перрона газеты – журналы разносила?
― Та самая… По соседству со мной жила и которая в войну немецкий эшелон завалила. В одиночку. На Курской дуге. Эх, какие люди уходят…
Она лежала в пурпурного цвета гробу, подставляя тонкое, высохшее личико невесть откуда набежавшему ветру. Правильные черты лица, обрамленные прядками седых, но очень длинных волос выдавали в ней былую красавицу и неверие в то, что этот человек никогда не проснется. Поразительны были ее руки. С длинными, как у музыканта, пальцами, никогда не знавшие устали. Руки, которые искусно владели вязальными спицами, отыскивали нужные страницы книг и журналов, пололи грядки, одевали детей. А в суровую годину столкнули с железнодорожного полотна танковую армаду германского Вермахта.
Когда Варя закончила семилетку, ее отец, оставивший на Гражданской войне половину здоровья, так ей и сказал:
― Революции, дочка, нужны грамотные люди. А ты у меня смышленая. Вот закончишь культпросветучилище, тогда и возвращайся домой. Село у нас наполовину читать-писать не умеет. Твоей задачей будет научить людей этому.
В 1937-ом, уже 17-летней, Варя вернулась на свою малую родину и стала управлять сельской избой-читальней. Повзрослевшую голубоглазую блондинку не сторонились местные ребята. А от заезжих и вовсе отбою не было. Однако Иван Григорьевич, рано похоронивший мать Вари, свято берег единственную дочь. А вот сам не уберегся! В разгар летней полевой страды председатель сельского Совета нагрянул на кухню сельхозартели и устроил выволочку поварихе за «негоже приготовленные щи для мужиков». Напоследок же грозной тучей в лице добавил, что подобное варево даже зэкам не подают. И этого вполне хватило, чтобы ночью в дом большевика нагрянули сотрудники НКВД. С августа 1938-го Варя никогда не видела своего отца.
Вскоре и ее «вежливо» попросили из избы-читальни, где заведующая упорно учила грамоте своих земляков. Как же, разве может дочь «врага трудового народа» занимать столь ответственный пост?.. Варю пригрела соседская баба Нюра, с помощью которой красавица-дивчина освоила вязание платков и других необходимых вещиц. Благодаря тому, можно сказать, и кормились. Пока не грянула война.
В районном центре Кирсанов, что на Тамбовщине, Варю определили слушательницей курсов по освоению железнодорожного путевого хозяйства. Приближающемуся фронту нужны были не только санинструкторы и зенитчицы. Днем девушка старательно постигала новую для себя науку, а после до глубокой ночи навязывала теплые вещи для бойцов Красной Армии. Когда же начался сбор денег на строительство танковой колонны «Тамбовский колхозник», Варя в числе первых принесла в сельский Совет все свои сбережения, а сверху них положила новенькое крепдешиновое платье, подаренное ей отцом в день окончания «культпросвета».
― Ты его, барышня, для себя сбереги. В день нашей окончательной Победы и наденешь. Или сомневаешься в Победу- то нашу?― сурово спросил ее мужчина в военной форме.
Никогда Варя так густо не краснела, как тогда. Однако платье красного цвета взяла и бережно положила в свою сумку, с которой к началу июля 1943-го оказалась в районе Центрального фронта, в семидесяти километрах от Курска.
Тем не менее до места назначения бригада путейцев во главе с Третьяковой не попала. Пройдя станцию Черемисиново, воинский эшелон подвергся жестокой бомбежке гитлеровской авиацией, и Варя, сильно контуженная, так и не помнила, как оказалась на краю села, примыкавшего к железной дороге. На другой день туда вошли немцы.
Историки, оценивающие Великую Отечественную, в один голос признают: Курская битва 1943-го была одной из крупнейших и жестоких за всю войну. После поражения под Сталинградом Гитлер решил во что бы то ни стало взять реванш и, проведя тотальную мобилизацию, сформировал несколько новых танковых и пехотных дивизий с расчетом двинуть их на Москву в период летней (1943г.) кампании. Избрав для своих замыслов район Курска, немцы тщательно охраняли каждый километр стального полотна, ведущего в восточном и северо-восточном направлениях.
Этого не могла не заметить и Варя. Отрезав свои длинные волосы и прикинувшись местной «жительницей», 23-летняя «старуха» собирала ягоды-цветочки неподалеку от железнодорожной колеи, тщательно присматриваясь к ее возможным подходам. Варя не считала себя большим знатоком в области физики, но еще на курсах в Кирсанове она уяснила, что на кривых участках полотна наружный рельс подвергается наибольшему давлению колесной пары. Значит, надо попытаться отвернуть…
Действие центробежной силы двух спаренных меж собой паровозов послужило началом того, когда платформы с тяжелым танковым грузом и боеприпасами разорвались и, увлекаемые скоростью, пошли под откос. От детонации снаряды грохотали так, что взрывное эхо катилось на десятки километров. Горела даже земля. Ни гитлеровцы, ни командование советскими войсками не могли понять, откуда в этих местах могли появиться партизаны.
После завершения Курской операции тайна взрыва на перегоне под Черемисиново была разгадана. Варю представили к большой государственной награде. Однако получить ее девушка так и не смогла. В личном деле Третьяковой мелькнула тень отца, осужденного по тогдашней 58-й статье.
Зато она надела свое крепдешиновое платье. В день окончательной великой Победы. И прошлась в нем по своему родному селу. Как победительница. Как заслужившая на то моральное право, хотя сама Варвара Ивановна никогда не пыталась выставлять свое благородство напоказ. Просто она не могла жить иначе.
До своих чуть-чуть неполных девяноста.