Роман Шкода — член Общественной палаты Волгограда и краевед опубликовал на своей странице в «Фейсбуке» интересное размышление, которое, полагаем, будет интересно нашим читателям…

Удивительно, но царицынская газета «Волго-Донской край» выходила в городе до самого конца декабря 1917 года.

Работая уже в условиях советской власти, редакция газеты умудрилась выпустить почти 40 номеров. И это при том, что позиция газеты изначально и до самого последнего номера оставалась антибольшевистской. Из этих 40 номеров в волгоградском архиве есть всего 5 штук, но и этого хватает чтобы погрузиться в атмосферу того времени.

От чтения их остаётся тягостное и немного странное ощущение. Номера за март 1917 года просто захлёстывает оптимизмом.

Царь отрёкся! Россия обрела Свободу! Все счастливы!

Доктор, вернувшийся ночью из Царицына в Ерзовку, бегает по домам и сообщает всем счастливую весть: «Царь отрёкся! Теперь всё наладится! Хлеб подвезут, цены упадут, негодяев разгонят!».

Все поздравляют друг друга — и учителя, и врачи, и местный священник тоже.

Утром 5 марта обыватели на станции Николаевской скупают газеты с информацией об отречении царя по рублю за штуку (при цене номера в 7 копеек), дикий ажиотаж и всеобщая радость. В Царицыне наспех сформированный из Городской и Земской управ Исполнительный комитет проводит торжественный парад войск гарнизона («в целях ознаменования победы народа и армии над старым самодержавным строем») и пишет воззвание к горожанам, в котором говорится: «Помните, граждане, что мы переживаем счастливейший момент в русской истории!».

Почти как заклинание, в каждом абзаце газетных статей сообщается, что в городе нет никаких беспорядков, что рабочие формируют милицию - для охраны порядка и свободы, и даже на рынке - чинная торговля, без былых «окриков держиморд», только что начальника тюрьмы вроде побили, но он лечится.

И заголовки статей: «Всё налаживается».

И вот... Проходит всего каких-то шесть месяцев, и настроения меняются кардинально. Видимо, всё пошло не так, как думалось. Газеты наполняются унынием, разочарованием, ощущается страх, медленно ползущий сквозь статьи, о котором не смеют говорить, и смутные тяжёлые предчувствия, которые не дают покоя.

Качество бумаги и типографской краски от номера к номеру всё хуже и хуже, объём печатных листов — всё меньше и меньше, от мартовской эйфории не остаётся и следа. И вот, последний номер — от 21 декабря 1917 года. Две полосы заполнены каким-то невнятным текстом, смысл которого местами вообще теряется: тихое, почти бессвязное бормотание, написанное в шоковом состоянии.

Общая идея: случилось то, что должно было случиться, потому что по-другому случиться, видимо, и не могло. Это - последний вздох старого Царицына. Тридцать три года блестящей, почти образцовой, царицынской журналистики упираются в этот жалкий декабрьский лепет.