Произведение четвертое. У меня родился внук
У меня родился внук — маленький розовый мужичок, потешно сопящий и накрепко спеленатый. Мне жутко хочется подойти и рассмотреть его, но обширный зад тещи властно и уверенно нависает над кроваткой, не позволяя приблизится, и я, как спаниель на охоте, застываю в немыслимой позе, забывая обо всем на свете, глотаю восторг и слюни, стараясь не издать ни единого звука.
Мужичок спит, и на его личике отображаются все эмоции, пережитые им за последние часы: то он смешно причмокивает губками, очего мне грезится, что лет через двадцать мы с ним, сидя на веранде, пьем пиво и беседуем о... Ну, не важно! То он начинает хмуриться, как моя жена, и я непроизвольно мысленно прокручиваю прожитый день, пытаясь понять, на чем прокололся... Но затем он улыбается, я облегченно перевожу дух, и мне уже кажется, что внуку снится его мужественный героический дед на вороном коне в развивающейся бурке и с саблей наперевес, скачущий в светлую даль строить счастливое будующее!
— Его нужно переодеть, видишь, улыбается, — значит обкакался, — доносится до моего затуманенного сознания откуда-то из далека гнусный голос тещи.
Я вздрагиваю, с сожалением расставаясь с мечтами, и огорченно и с укором смотрю на тещу и дочь — у родивших женщин напрочь отсутствует романтизм, зато их переполняет обыденная проза жизни. Обширный зад тещи меня раздражает, и я на цыпочках ухожу курить.
«Теща, — думаю я, — это такое создание, которое отравляет хорошим людям и мне жизнь, вечно суется со своими советами, нравоучениями, допросами. Что ей надо? Когда перестанет соваться в мою жизнь? Пошлю-ка я её прямо сейчас к чертовой бабушке, её родственнице, ведь я же уже сам дед!» — распаляю я свои мысли до белого каления и сжимаю кулаки.
— Иди сюда, болезный, — слышу далекий и зовущий голос тещи и мгновенно срываюсь с места, как верный вестовой, на полном карьере осаживаю у её ног, беспокойно перебирая копытами и пожирая глазами, с лихим и слегка придурковатым выражением лица — многолетняя тещина дрессировка срабатывает на автомате.
— Сбегай за молоком! — слышу уже в догонку, умея улавливать её мысли наперед.
Квартала два я скачу полным аллюром, и только ветер свистит в ушах, и рубаха, как бурка, пузырится на спине, и в голове никаких сомнений, и железная исполнительность, и... Внезапно во мне просыпается гордость, я перехожу на рысь, потом на шаг, меня гложет досада на то, что робею перед тещей, как призывник перед старшиной, ищу в себе остатки мужества, но воля уже сломлена и я продолжаю бег рысью, как крестьянская лошадь в упряжке.
Женщины выделяют какие-то флюиды, сковывающие волю и сознание даже у матерых, как я, мужиков, а когда они переходят в разряд тещ, то выжигают все инакомыслие вокруг себя и безраздельно властвуют. Вот моя жена - начинающая ведьма, но я её нисколько не боюсь, хотя когда она хмурится, я испытываю некоторый дискомфорт, граничащий с паникой, но быстро беру себя в руки, а вот мой зять в её присутствии, как-то бледнеет, непроизвольно вытягивает руки по швам — ну, как я перед... Впрочем, это его проблемы, он ещё молодой, но ведь я уже — дед!
Произведение пятое. Жизнь продолжается!
Моя дочь собралась в роддом, рожать первенца. Задолго до этого события они с зятем начали обустраивать свое гнездо, стаскивая всякий хлам в рюшечках из магазинов "Детский мир" и, в принципе, были уже готовы к прибавлению, но оставался один неразрешимый вопрос: куда деть Джери?
Джери — это мелкий, плюгавый, загадочно улыбающийся и вечно поскуливающий кобелек, неизвестной мне породы, ростом чуть больше дырокола, на тоненьких дрожащих ножках с унизительно виляющим безхвостым задом, с длинной хитрой мордочкой и глазами, в которых застыла томная грусть и печаль, а в глубине — пляшущие чертики. На вид — тля, а в душе — иезуит и провокатор. Этот Джери напрочь разрушил мою положительную репутацию и превратил в изгоя нашего микрорайона, но обо всем по порядку...
Я уже примерял на себе роль деда, репетируя перед зеркалом солидность и степенность, когда за моей спиной, прошел тайный военный совет, после чего дочерью, женой и тещей было принято решение о назначении меня временным опекуном над этой псиной, о чем они меня и оповестили. В ответ я рассмеялся и выдал тираду, наподобие: «Я — мужчина в полном расцвете сил, прошедший суровую школу жизни в армии, не раз смотревший опасности в лицо, побоюсь какой-то твари дрожащей!"
Опрометчиво согласился, и с этой минуты на меня посыпались неприятности, как из рога изобилия. Когда его принесли, я как раз готовился принять участие в торжественном мероприятии нашей фирмы, предвкушая шумный и веселый банкет, был уже при параде и в некотором цейтноте по времени. Дочь представила нас, указала Джери на меня и объявила ему, что теперь временным хозяином буду я. Псеныш радостно кинулся мне на грудь, страстно стал облизывать лицо, бурно выражая восторг и счастье от знакомства и одновременно облегчая свой мочевой пузырь мне на пиджак. Чертыхнувшись и досадуя, я срочно переоделся в то, что поглажено, и уже без настроения помчался на торжество. Мой начальник, увидев меня в непрезентабильном виде, сильно оскорбился, влепил выговор с формулировкой "за неуважение к этикету фирмы" и прогнал с банкета. Несколько удрученный я все же не обиделся на псеныша — с кем не бывает?
На следующий день вечером я решил выгулять его и заодно познакомить с местной собачьей элитой, собирающейся на пустыре, возле школьного забора дружной стаей. Разновозрастные собачники вместе со своими питомцами становятся кружком и мирно беседуют о глистах, блохах и других интересных вещах, а их собачки в это время чинно сидят высунув языки, повиливая хвостами и обрубками — телепатически также обсуждают свои собачьи новости. Время от времени кто-либо из них отправляется за чахлое деревце, умирающее поблизости, и помогают справлять нужду своему питомцу... Эта идиллия происходит каждый вечер, и я, пробегая мимо, даже завидовал их дружбе и умиротворенности. Теперь же, являясь владельцем собственного, хоть и чахлого на вид "чуда", я мог стать полноправным членом этого клуба любителей глистов... Но не стал!
Мы с Джери вошли в круг, чтобы представиться и показать себя во всей красе, я поздоровался, а Джери, как-то глумливо улыбаясь, сделал корявый собачий книксен, затем пнул сидящую рядом таксу, вцепился в нечесанного, густо-шерстяного пекинеса, у которого не разберешь, где перед, а где зад, надрал с него пуха, бросил его, критически оценил поле боя и кинулся на снисходительно улыбающуюся овчарюгу, вцепившись ей в нос. Овчарюга опешила от такой наглости, как-то униженно взвизгнула, присела и перемахнула через школьный забор, вместе с привязанным к ней хозяином - мальчишкой лет четырнадцати. Отбежав метров на пятнадцать, она с изумлением и поджав хвост уставилась на моего "грызуна" Началась собачья свара: обиженный пекинес, сам не зная, где у него перед, а где зад пытался укусить пуделя, но, запутавшись в своей анатомии, издавал какие-то булькающие звуки, пытаясь на слух с ориентироваться в своем строении; такса вцепилась в ухо болонки с очаровательной прической, быстро и умело превратила её в кудлатую лахудру; какой-то жирный обрубок, рыл задними лапами землю и, задрав в небо голову, хрипло кашлял. Овчарка, оправившись, издалека залаяла басом, пудель визжал, пекинес, так и не разобравшись в своей анатомии, сел справлять нужду, как получится... Крик, шум, визг раздавался на небольшой территории, напоминающий собрание гаражного кооператива по вопросу уплаты членских взносов. Свара продолжалась минут пять, собак кое-как растащили, нас с Джери с позором изгнали, а овчарюга, не рискнув вернуться, утащила своего невозмутимого хозяина в неизвестном направлении.
Мы с Джери стали гулять вдоль тротуаров, гадя на прилегающие газончики, но и это продлилось недолго: как оказалось, в тщедушном теле псеныша живет бойцовский дух грозного вепря - ни одни штаны и ни одна юбка не пройдут мимо, чтобы он не вцепился, и, грозно рыча, не начал трепать их... Как-то на беду мы повстречали немного пьяненькую старушку, которая, увидев Джери, умилилась, начала сюсюкать и совать палец с целью почесать ему за ушком. Песик зловеще улыбнулся, пригнул голову и кинулся, как на овчарку, вцепившись ей в подол. Бабка с испуга заорала благим матом: "Караул! Убивают!" — и, как курица, упавшая с насеста, бросилась наутек, обгоняя попутные "Газели" и хлопая сумками, как крыльями...
Дурная слава о нас с Джери змеиной струйкой растеклась по нашему и соседним дворам: люди перестали со мной здороваться, мамаши при нашем появлении тревожно сзывали детей и уводили от греха подальше, старухи на лавках сурово сжимали костыли и, вооружались черенками, поклялись за дорого продать свою жизнь... Мы стали гулять по ночам, но когда нарвались на развязных ППСников, и я получил дубинкой по спине, то, плюнув на затраты, стал вывозить пса за город, на простор и приволье, где не встретишь ни одной живой души.
Все бы ничего, но собаку в машине укачивает, и он всю дорогу туда и обратно блюёт и, как ни вытирай, запах остается омерзительный. Из-за этой приметы на автомойке мою машину стали обслуживать в качестве наказания — и за двойную плату...
А недавно я вместе с этим злыднем чуть не попал в сводку криминальной хроники... Как-то раз я сорвался с работы пораньше в предвкушении хорошего отдыха и футбола, зашел домой, пнул Джери, погладил кота и уселся за комп, в надежде почитать что-нибудь забавное. Как всегда Джери путался под ногами, царапался и кусал пятки — видимо, он что-то задумал и решил повеселиться. В общем, достал меня до белого каления так, что я вскочил в бешенстве и пнул его со всей дури, но не попал, а... Попал в случайно проходящего мимо кота. Кот, мяукнув, пролетел вперед своего визга метра три и запрыгнул на штору. От изумления, возмущения и незаслуженной обиды, он заорал каким-то диким ослиным криком и тотчас же обрушился на пол вместе с карнизом... Дальше ситуация полностью вышла из-под контроля... Кот, пробуксовав на месте секунд пять, набрал огромную кинетическую энергию и с безумными глазами пулей полетел на кухню, а за ним, как консервная банка на хвосте, радостно и задорно лающий Джери. Кот в диком исступлении прыгнул в пространство и попал в открытый посудный шкаф! Он вывалил оттуда вместе с собой все, что только можно, попутно разбив микроволновку. Контуженный и обезумевший, кот выбрался из руин и помчался дальше, сопровождаемый радостным улюлюканьем псеныша...
Дальше я уже только на слух, по падающим предметам, вываливающимся книгам и звону разбитого стекла, определял траекторию их полетов — грохот и звон стоял такой, будто дерутся два мужика. Это безумие продолжалось минут семь, пока кот случайно не попал за диван, где и затих...
Через несколько минут позвонили в дверь, и в квартиру ввалился наряд полиции, услужливо вызванный соседкой снизу: они полчаса, пугая меня уголовным кодексом, допрашивали с пристрастием, а следующие полчаса я носил им валерьянку и воду, пытаясь успокоить их от безудержного хохота. Потом прибежала взволнованная жена и, увидев погром, надавала мне оплеух, и я весь вечер и полночи пытался ей рассказать правду, но тщетно...
В этот момент Джери сидел под столом и, как мне показалось, на его морде отражалось непередаваемое наслаждение. Но, возможно, мне это только показалось. Через неделю, когда жена позволила мне разговаривать, я все-таки попытался поведать истинную причину и смело указал на бесстыжего пса, но услышал ответ приблизительно такого содержания: "Разве способна такая ути-пусечка, такая лапочка, такой ангелочек на подлые дела. На них способны только беспринципные, лживые, ленивые мужики..."
И Джери благодарно и восторженно лижет ей лицо, вихляя куцым задом у меня на руках, и от переизбытка чувств пускает струю мне в штаны, но я на это уже не обращаю внимания. Люди, ну а вы мне верите?!