Ленинградская блокада – особая страница истории Великой Отечественной войны. 900 дней тяжелейших испытаний, сопряжённых с беспримерным героизмом, составили целую эпоху, переломившую сотни тысяч человеческих судеб. Передать это словами невозможно. Рассказать языком кинематографа – как бы мы ни использовали современные технические «навороты» – всё равно будет выглядеть ущербно. Осмыслить художественно – очень сложно. Блокаду нужно прочувствовать. Только тогда возможно говорить об её понимании.
Знаменитый советский драматург Алексей Арбузов попытался это сделать, когда в 1964 году написал пьесу «Мой бедный Марат». У пьесы сложилась вполне удачная сценическая биография – на протяжении полувека она до сих пор в различных постановках идёт на сценах многих драматических театров. Причём не только нашей страны, но и за рубежом. Прочувствовать блокаду, ощутить пережитое стало возможным на примере показа отдельной истории любви – этого необыкновенного человеческого чувства, которое способно передать многое, недоступное для сухой информации.
В канун великого праздника – Дня Победы пьеса пришла и на нашу сцену. Её режиссёр-постановщик Анна Зайцева – дочь хорошо известного камышанам, безвременно ушедшего заслуженного артиста России Всеволода Зайцева. После яркой, но достаточно спорной современной пьесы «Калека с острова Инишмаан» Анна взялась за постановку классического спектакля, посвящённого тоже теме любви, но развивающейся уже на нашей почве.
В спектакле заняты всего три актёра, и у всех – главные роли. Николай Дубровин сыграл несколько противоречивого (оттого, наверно, и «бедного») Марата, Юрий Юдин – ответственного, но с присущими тому слабостями семьянина Леонидика, ну а Светлана Смирнова – искрящуюся эмоциями Лику, ставшую объектом обожания и, отчасти, яблоком раздора. Любовь между этими тремя героями (один из которых, согласно классической схеме, должен уступить) разворачивается как бы в трёх временных периодах.
Пора их ранней юности, влюблённости протекает в блокадном Ленинграде. Война разбивает их любовь, разлучает. В следующий раз они встречаются через три года, весной 1945-го. Судьба снова вносит свои коррективы в их жизнь. Третья часть переносит нас ещё на 15 лет вперёд, где герои уже достаточно взрослые, постигшие превратности жизни. И опять духовное родство, соединившее их в блокадную зиму, подвергается суровой проверке временем, ставит их перед выбором. Каков будет этот выбор – гадать зрителю.
Пусть вас не смущает, что жизнь участников этой истории протекает в уже, казалось бы, чуждом нынешнему поколению советском обществе. Человеческим чувствам вовсе не знакомы границы исторических периодов. А тема «любовного треугольника» – так вообще вечная. Кто «лишний» в этом треугольнике, и уместно ли вообще называть его «лишним»? Ежели говорить топорными словами – то пьеса об этом. Однако если вникнуть – то о гораздо большем. Взаимоотношения, складывающиеся между героями на протяжении пьесы, при кажущейся простоте довольно сложны, полны драматизма.
Что интересно, этот драматизм почти не ощущается в первой части спектакля. Казалось бы, однообразно серые и печальные блокадные будни, как это ни странно, предстали в неожиданно весёлом и живом действии. Это и радость от поедания скудного, но очень дорогого в то время лакомства, и тур вальса без музыки, и просто обычные ребячьи разговоры. А всё потому, что герои пьесы влюблены. Перед влюблённостью отступают и голод, и холод, а взрывы превращаются чуть ли не в праздничный фейерверк.
Удивительна работа художника-постановщика Николая Савеко, звукорежиссёра и музыкального оформителя Александра Ферхова, сценография Дмитрия Пантелеева, находки других техников сцены. Благодаря их слаженной работе созданная в спектакле обстановка блокадной зимы получилась очень натуралистичной. Но не холодно-голодно-печальной, а в преломлении того, о чём было сказано чуть выше. Использование в качестве музыкальной темы феерической мелодии 2-го концерта Фредерика Шопена стало вполне точным отображением настроения пьесы.
А вот вторая и третья части спектакля носят уже другую окраску. Война закончилась, взрывы смолкли, но какая-то блокада на сердце остаётся. Внешний драматизм переходит как бы вовнутрь героев, становясь душевными переживаниями. В конце он выражается в каком-то предчувствии возможной счастливой развязки. Арбузов – мастер психологических находок, которые подталкивают зрителя к размышлениям.
И это правильно. Настоящий спектакль должен оставлять после себя какую-то недосказанность. Чтобы его захотелось посмотреть вновь, быть может, несколько другими глазами. Наверняка и актёры, вжившись в свои роли, от спектакля к спектаклю найдут какие-то новые струнки, задев которые, подарят нам уже другое, по иному интересное звучание. Наши актёры вполне на это способны.
