Мы вновь возвращаемся к новости о возможном введении в России четырехдневной рабочей недели (ранее была опубликована статья «Работать четыре дня в неделю. В чем люди видят подвох»).
Дело в том, что этот «вектор движения к цели» подпитывается всё новыми и новыми событиями. И о них нельзя не сказать. Только на днях председатель правительства Дмитрий Медведев поручил министерству труда и соцразвития проанализировать этот вопрос. Как вот уже группа ГАЗ сообщает: крупнейший автоконцерн может перейти на четырехдневную рабочую неделю.
Причем названа даже дата — конец октября 2019 года (то есть через пару месяцев!). И эта новость не является фейковой — её подтверждает пресс-служба любому средству массовой информации.
Казалось бы, намерения обретают реальность. Оживились даже те скептики, которые считают подобные «вектора движения к цели» лишь неким переводом негативной информации в любую иную. Лучше, конечно, позитивную, но сойдет и развод звёзд эстрады или кино, раздел имущества, детей, наследства и т.д. Об этом много говорилось, поэтому не будет углубляться в тему: многие полагают, что четырехдневкой хотят подсластить горечь пенсионной реформы.
Как выясняется, всё может быть гораздо хуже… А озвучил прогноз как раз-таки концерн ГАЗ.
Предприятие переходит на укороченную рабочую неделю вовсе не из-за общего тренда. Согласно заявлению пресс-службы, этот шаг может быть сделан «из-за ухудшения ситуации на рынке коммерческого транспорта и последствий санкций». Чтобы сохранить предприятие на плаву, будут, конечно же, использованы все экономические и организационные рычаги, среди которых, в том числе, сокращение рабочей недели с соразмерным сокращением заработной платы.
Озвучен и срок окончания подобной меры — 20 апреля 2020 года. Но следует сделать оговорку и заглянуть в историю промышленности России последних лет. Легко заметить, что срок старта подобных ограничений, как правило, исполнялся на 100 процентов. А вот срок окончания, как ни печально, всегда таял в тумане.
Так что стоит за новостью о четырехдневке? Позитив в плане реформирования норм труда или страх за будущее?
